- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (9) »
подогрев сидений, где мультиэкран?
– Магнитка работает, – прошептал Максим.
– Да на хрена мне магнитола твоя!
– Ты курил?!
– Там даже свет через раз в салоне…
Максим согнулся пополам, его вырвало. Ефим продолжал орать:
– …мне тачка, которая ползает меньше сотки, а сиденье, как в дачном толчке…
– Во мне нельзя курить, у меня аллергия!
Дождь сыпал и сыпал. Максим стоял согнувшись, чтобы не заливало лицо, и пытался отдышаться. Внутри клубились горечь и сладость одновременно, рот постоянно наполнялся слюной, Максим сплёвывал.
Он не сразу заметил, что улица мало похожа на «Троллейную».
– Эй! Эй-й! – разогнулся он. – Мы в каком районе? Который час?
На улице торчало два дома-барака, она упиралась в забор стройки, пахло полынью и затхлой озёрной водой. Тут Максим заметил, что у Ефима в руках только его лимонная «бананка». Он рывком забрал её:
– Хорошо, что у меня ключи здесь, а не в олимпийке. Пустоголовый.
Максим открыл сумку и проверил: связка ключей была на месте. Ефим отёр лицо от влаги:
– Загулялся слегонца, чё.
– Денег дай на такси, чё.
Ефим не стал спорить, достал, похмыкивая, пятисотку:
– Виноват, товарищ машина.
От него шёл сладкий пивной аромат. Когда раскрывал рот – сильнее. Максим забрал пятисотку, развернулся и пошёл в сторону перекрёстка.
– Папку надо читать, урод, – шипел он, набирая адрес в приложении. – Час ночи!
Когда подъехало такси, Ефима на улице не было. Максим сел на заднее сиденье, сгорбился, сдвинул дрожащие плечи и почти всю дорогу смотрел в одну точку.
*** Утром Ефим встретил его простецким «прости» и протянул олимпийку. Максим закрыл за собой дверь, решительно сел и медленно начал: – Ещё раз я проснусь с дымом внутри… Ефим заулыбался: – Не. Всё. Не будет. Максим смотрел хищно: –…я тебя блевотиной умою! Улыбка Ефима прокисла: – Иди в жопу. – Сам иди. – Скажи спасибо, что я презики в тебе не забыл. Максим офонарел. Он почувствовал, как по затылку и шее течёт холодная колючая волна. В глазах Ефима, сейчас особо похожих на глаза мопса, не было ни раскаяния, ни стыда. Максим встал и направился к двери. – Э, ты куда эт? – Ефим остановил его, перегородив выход. Максим долго набирал воздуха, а затем выдавил тихо: – Забытый предмет стоит автонизму жизни. А если б я рипнулся? – Я же сказал. Всё. Не будет больше. И снова ни в голосе, ни в глазах его не было глубины. Максим почувствовал себя в западне. – Где твой предыдущий автонизм? – спросил он. Ефим метнулся к вешалке-пальме и стащил куртку: – Всё будет нормально, увидишь. Поехали по адресу. Пожалуйста. Нас ждут. – Я не хочу с тобой работать. – А больше не с кем, – запросто ответил Ефим. Платформа № 12 внезапно оказалась отмытой. Пусть не до блеска, но до родного матового цвета металла. Максим остановился перед ней в недоумении, провёл ладонью по волосам. Ефим не торопил, просто ждал возле кнопки обращения, молча перебирал документы, выуженные из кармана. – Ладно, – выдохнул Максим. Он повыше застегнул олимпийку, которую теперь можно было не снимать, потом протянул Ефиму бананку. – Не забудь, пожалуйста. Пахла платформа теперь свежо и пронзительно – металлом. Максим просунул руку в паз и отметил, что внутри он тоже начищен. Тут же сработала дуга. Темнота стояла перед глазами секунды четыре, простреливала цветными бликами и дрожала. Затем рассеялась. Максим очнулся на платформе маленькой СТО. Где-то работал пневмоключ, слышались стук и звуки шиномонтажа. Пахло маслом и яблочной отдушкой. – Пошли, поедим. – Ефим стоял рядом и расстёгивал ворот форменной рубашки. Под его нависшим животом виднелась сумка-бананка. На улице было удивительно солнечно, ветер приносил горечь листвы. Прошли по сухому бурьяну в ворота небольшого оживлённого рыночка, а затем свернули в распахнутую дверь кафешки. Их встретил крепкий запах пива и смеси специй. Пространства было мало: три метра в одну сторону, два поперёк. Стены украшали простые обои в сине-голубой ромбик. С полки позади кассы хитро и гордо смотрели целых два портрета Сталина. Возле одного из портретов стояло потемневшее металлическое распятие. – Какой-то тут тухлый вайб, – подытожил Максим, оглянувшись. – Чего? Ефим кивнул темноволосой женщине, протиравшей столики. Та поспешила за кассу. Максим ухмыльнулся: – Дизайн всратый, говорю. – Начальнике будет плов? – запела женщина низким голосом. Ефим кивнул: – Плов, лаваш, палку свиного… А тебе чего? – обернулся он. Максим попросил взять банку «Монстра». – Знаешь, какой тут плов? Ты вообще когда-нибудь ешь? Максим проследил, чтобы Ефим рассчитался за обед из своей сумки. Они сели за липкий столик у окна. Ефим разломил лаваш, предложил Максиму. Максим отказался раскрытой ладонью. – Где мы сегодня были? – Хм, сейчас расскажу… Максим открыл банку энерготоника. Женщина появилась из-за плеча Ефима и поставила перед ним кружку пива. – Ты собрался пьяным меня водить? – возмутился Максим. – Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах, – махнул Ефим на еду, словно закуска всё оправдывала. Он пододвинул к кружке солонку. – Хуже пива лучше нет! Смотри, фокус. – Ефим всыпал щепотку соли в кружку, соль упала комком на дно и вдруг словно взорвалась, пиво вспенилось и приподняло над кружкой белую шапку. Ефим по-детски заулыбался. – Так вот, короче, семейный скандал. Муж вменяемый, жена заведённая, на мужика кричит, типа задолбал, скотина… Вызывали соседи. Я с ней в другую комнату, успокоил, расспросил, ну. Выяснилось, когда она хочет поговорить с мужем о чём-то серьёзном или чё обсудить, он идёт на кухню и начинает мыть посуду. Я говорю: ну клёво же, пока он моет, вы говорите. Женщина начинает заводиться, мол, ни хрена! Он говорит, что вода шумит, ему не слышно, и моет посуду, пока она не уйдёт. Короче, своим поведением и игнором он её выводил из себя, а потом всем говорил, что она дура невменяемая и орёт. Соседи, кстати, тоже говорили, что всегда слышно только женщину. Иду поговорить с мужиком, узнать, зачем он такой мудак. Начинаю беседу, а этот хрен встаёт со стула, идёт к раковине и начинает мыть посуду! Я аж растерялся. Потом воду выключил, в «чувство» привёл и уже доходчиво ему всё объяснил. Короче, выяснилось, что они с его матерью хотели хату отжать, решили жену-невестку шизофреничкой выставить. Интриганты от бога… Максим усмехнулся неправильно произнесённому слову, поболтал из стороны в сторону пустую банку, потом смял её. – Охеренная у вас работа… – Давай я тебе чебурек возьму? – Ефим сдержал отрыжку. – Не надо. – Ты хочешь, чтоб я жопой по асфальту поехал? – Не поедешь. Мне на
*** Утром Ефим встретил его простецким «прости» и протянул олимпийку. Максим закрыл за собой дверь, решительно сел и медленно начал: – Ещё раз я проснусь с дымом внутри… Ефим заулыбался: – Не. Всё. Не будет. Максим смотрел хищно: –…я тебя блевотиной умою! Улыбка Ефима прокисла: – Иди в жопу. – Сам иди. – Скажи спасибо, что я презики в тебе не забыл. Максим офонарел. Он почувствовал, как по затылку и шее течёт холодная колючая волна. В глазах Ефима, сейчас особо похожих на глаза мопса, не было ни раскаяния, ни стыда. Максим встал и направился к двери. – Э, ты куда эт? – Ефим остановил его, перегородив выход. Максим долго набирал воздуха, а затем выдавил тихо: – Забытый предмет стоит автонизму жизни. А если б я рипнулся? – Я же сказал. Всё. Не будет больше. И снова ни в голосе, ни в глазах его не было глубины. Максим почувствовал себя в западне. – Где твой предыдущий автонизм? – спросил он. Ефим метнулся к вешалке-пальме и стащил куртку: – Всё будет нормально, увидишь. Поехали по адресу. Пожалуйста. Нас ждут. – Я не хочу с тобой работать. – А больше не с кем, – запросто ответил Ефим. Платформа № 12 внезапно оказалась отмытой. Пусть не до блеска, но до родного матового цвета металла. Максим остановился перед ней в недоумении, провёл ладонью по волосам. Ефим не торопил, просто ждал возле кнопки обращения, молча перебирал документы, выуженные из кармана. – Ладно, – выдохнул Максим. Он повыше застегнул олимпийку, которую теперь можно было не снимать, потом протянул Ефиму бананку. – Не забудь, пожалуйста. Пахла платформа теперь свежо и пронзительно – металлом. Максим просунул руку в паз и отметил, что внутри он тоже начищен. Тут же сработала дуга. Темнота стояла перед глазами секунды четыре, простреливала цветными бликами и дрожала. Затем рассеялась. Максим очнулся на платформе маленькой СТО. Где-то работал пневмоключ, слышались стук и звуки шиномонтажа. Пахло маслом и яблочной отдушкой. – Пошли, поедим. – Ефим стоял рядом и расстёгивал ворот форменной рубашки. Под его нависшим животом виднелась сумка-бананка. На улице было удивительно солнечно, ветер приносил горечь листвы. Прошли по сухому бурьяну в ворота небольшого оживлённого рыночка, а затем свернули в распахнутую дверь кафешки. Их встретил крепкий запах пива и смеси специй. Пространства было мало: три метра в одну сторону, два поперёк. Стены украшали простые обои в сине-голубой ромбик. С полки позади кассы хитро и гордо смотрели целых два портрета Сталина. Возле одного из портретов стояло потемневшее металлическое распятие. – Какой-то тут тухлый вайб, – подытожил Максим, оглянувшись. – Чего? Ефим кивнул темноволосой женщине, протиравшей столики. Та поспешила за кассу. Максим ухмыльнулся: – Дизайн всратый, говорю. – Начальнике будет плов? – запела женщина низким голосом. Ефим кивнул: – Плов, лаваш, палку свиного… А тебе чего? – обернулся он. Максим попросил взять банку «Монстра». – Знаешь, какой тут плов? Ты вообще когда-нибудь ешь? Максим проследил, чтобы Ефим рассчитался за обед из своей сумки. Они сели за липкий столик у окна. Ефим разломил лаваш, предложил Максиму. Максим отказался раскрытой ладонью. – Где мы сегодня были? – Хм, сейчас расскажу… Максим открыл банку энерготоника. Женщина появилась из-за плеча Ефима и поставила перед ним кружку пива. – Ты собрался пьяным меня водить? – возмутился Максим. – Алкоголь в малых дозах безвреден в любых количествах, – махнул Ефим на еду, словно закуска всё оправдывала. Он пододвинул к кружке солонку. – Хуже пива лучше нет! Смотри, фокус. – Ефим всыпал щепотку соли в кружку, соль упала комком на дно и вдруг словно взорвалась, пиво вспенилось и приподняло над кружкой белую шапку. Ефим по-детски заулыбался. – Так вот, короче, семейный скандал. Муж вменяемый, жена заведённая, на мужика кричит, типа задолбал, скотина… Вызывали соседи. Я с ней в другую комнату, успокоил, расспросил, ну. Выяснилось, когда она хочет поговорить с мужем о чём-то серьёзном или чё обсудить, он идёт на кухню и начинает мыть посуду. Я говорю: ну клёво же, пока он моет, вы говорите. Женщина начинает заводиться, мол, ни хрена! Он говорит, что вода шумит, ему не слышно, и моет посуду, пока она не уйдёт. Короче, своим поведением и игнором он её выводил из себя, а потом всем говорил, что она дура невменяемая и орёт. Соседи, кстати, тоже говорили, что всегда слышно только женщину. Иду поговорить с мужиком, узнать, зачем он такой мудак. Начинаю беседу, а этот хрен встаёт со стула, идёт к раковине и начинает мыть посуду! Я аж растерялся. Потом воду выключил, в «чувство» привёл и уже доходчиво ему всё объяснил. Короче, выяснилось, что они с его матерью хотели хату отжать, решили жену-невестку шизофреничкой выставить. Интриганты от бога… Максим усмехнулся неправильно произнесённому слову, поболтал из стороны в сторону пустую банку, потом смял её. – Охеренная у вас работа… – Давай я тебе чебурек возьму? – Ефим сдержал отрыжку. – Не надо. – Ты хочешь, чтоб я жопой по асфальту поехал? – Не поедешь. Мне на
- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (9) »