Елена Афанасьева Голод

Когда позвонили с новостью, что мама в больнице, я первым же рейсом улетела к ней. Первые минуты этой новости были странными, ведро из чувств, которое рухнуло на меня в тот момент, я расхлебываю до сих пор. Помню, одна рука, листая смартфон, покупала билет, вторая рылась в поисках вещей чёрного цвета. Через несколько сложных дней пришло понимание, что они не пригодятся, что, набрав гору чёрных свитеров, я позабыла про дополнительную пару носков, что буду мёрзнуть, и по возвращении промозглый март подарит мне двухнедельный больничный.

Но все это будет потом.

Я собирала вещи, испытывая ужас полной неизвестности, он холодным липким потом растекался по телу, позже не давал сомкнуть глаз в самолёте, все время был рядом и нашептывал: что ты будешь делать? как ты справишься с этим? что будет дальше? когда ты вернёшься? И дальше, дальше, унося меня комом в глубину подсознания. А там, в этой глубине, знаете ли, ничего хорошего не было.

Муж одним глазом следил за вещами, улетающими в сумку, и предложил не перебарщивать с чёрным.

– Брось, ты же не будешь носить траур полгода.

– Я вообще не планирую носить траур. Она всего лишь в больнице.

– Ты себе это скажи. Или действует принцип «готовься к худшему, надейся на лучшее»?

– Отстань! – ему хорошо, у него идеальная мать, душка отец, а в прошлом прекрасное детство, взаимопонимание и идиллия, о чем большинство только мечтают. Он не ходил к психологам работать с внутренними конфликтами, его не заставляли представлять диалог с матерью, снова и снова воспроизводить сцены из детства. Не он рыдал после сеансов, проклиная всех специалистов, загоняющих самооценку в ноль. Ни один из них так и смог понять, что меня волнуют не отношения с матерью как таковые, а мое отношение к ней. Я не хочу разбираться в ее чувствах, куда важнее собственные ощущения и желание, наконец, стать взрослой в ее глазах. Хотя мне уже 33, я замужем пять лет, из них четыре выслушиваю про долгожданных внуков, а точнее их отсутствие. Как будто не успеют они родиться, и я тут же передам их матери!

– За что ты так ее не любишь?  – вопрос, не имеющий ответа, его задавали сотни раз с момента, как я уехала из-под родительского контроля почти десятилетие назад. Вопрос, изводящий меня, стоило услышать мамин голос в трубке телефона. Вопрос, который я боялась задать сама себе.

***

Мы сидели в больничном коридоре, с моей помощью мама съела ложку супа и запила компотом с хлебом. Врач заявил об успехе, потому что когда ее доставили, та отказывалась от любой еды, хоть у нее уже и не было сил самостоятельно ходить и поднять стакан воды. Поэтому меня и вызвали, нужно срочное решение – кормить насильно, отправить к психиатрам или отпустить домой. Все варианты неподходящие, поэтому ответственность переложили на ближайшего родственника – дочь. При встрече врач долго рассматривал меня, постоянно поправлял очки и совал свой толстый нос не туда:

– Вы неплохо выглядите, прилично одеты, не похожи на сильно пьющую, – запнулся, продолжил, – в смысле совсем не похожи на пьющую.

– Не очень понимаю, о чем вы. Мы обсуждаем здоровье матери или мою внешность?

– Вы же должны понимать, что ее отказ от еды – не следствие болезни. Причина в психическом состоянии, безразличии к происходящему вокруг, мотивации жить, если хотите. Отсутствие аппетита может иметь необратимые последствия, – он собрал ладони в кулак, подпер подбородок и сухо продолжил, – слабость и потеря трудоспособности всего лишь начало, и мне не хотелось бы рассказывать, что может произойти с вашей мамой дальше, ведь на данном этапе у вас есть шанс ей помочь!

Доктор откинулся в кресле, оправил халат и развел пухлыми ручками – ему-то голодание точно неведомо: «Это очевидный протест. Ваша мать хочет внимания! Я ожидал, что в моей кабинет зайдет потрепанная повседневностью дамочка, возможно со спиртным на одной ноге, которая оставила мать много лет назад и не интересуется ее судьбой. А пришла уверенная, молодая и полная энергии женщина. Поэтому прошу простить, если обидел, но ваша мама рассказывала про вас невероятные истории, что, право, может стать мне оправданием. Признаюсь, удивили».

Доктор не сдержался и откровенно рассмеялся, а дальше поведал, что дочь, то есть я, у мамы глубоко несчастна, замужество далось ей тяжело, лишь бы выскочить и успокоиться. В паре царит такая нелюбовь, что на появление внуков можно не надеяться, хотя именно дети спасут семью, сплотят всех, и дочь, наконец-то, поймет, ради чего создана женщина.

Переубеждать и доказывать обратное не имело смысла. Мама мастерски убедила всю больницу в моей неспособности к счастью.

Я не видела ее два года, но помнила бодрой и здоровой, всегда с идеальной прической и наглаженными воротниками белых рубашек. В палате же меня встретила сухая в поношенном платье старушка с седым пучком на голове. Стоило мне ее увидеть, сердце на мгновение остановилось, раскаяние вылилось слезами из глаз, я кинулась к ней, как в детстве, скрываясь от страшных грез. Я целовала ее руки и ненавидела себя за комплекты черных свитеров. Мама молчала, поглядывала искоса и не понимала, или изображала, будто не понимает, что за истерика со мной приключилась. Ведь явные внешние изменения никак не отразились на ее душевных качествах, характер голодовкой не перекроить. Она отстраненно гладила мою голову и, стоило мне успокоиться, усмехнулась:

– Просто так ты, конечно, не приедешь. Небось, думала, что живой уже не застанешь?

– Мама!

– Ладно, ладно, приехала, и то хорошо! Дай, хоть поцелую что ли!

Худые белые руки обвили шею, бесцветные губы словно пухом прошлись по моему лицу, и я поняла, что даже не чувствую ее дыхания. Маленькое тельце с каждой минутой теряло все больше энергии, и стало понятно, что времени на разговоры у нас нет.

В больничной суете ухода за матерью я изучала статьи в интернете и поднимала все возможные связи, вела бесконечные разговоры с врачами и тихо плакала по ночам, за что-то платила и бегала по аптекам города. Поэтому искренне удивилась убежавшему времени, когда спустя две недели врач заговорил о выписке. Здоровье мамы все еще оставляло желать лучшего, но при определенных вложениях, уходе и внимании к себе, неутешительные прогнозы так и останутся разговорами. Проблема состояла в том, что мать не считала себя больной, отказывалась регулярно пить лекарства, следить за распорядком дня, пропускала приемы пищи, или наоборот поедала все подряд. Все убеждения она жестко пресекала, заявляя о своем праве на выбор в этой жизни.

– Упрямая! Вот поэтому отец от тебя и ушел! – негодовала я, зная, чем задеть мать, но мои выпады как обычно не имели