солить, квасить и тушить!!!
– Зимой пальчики оближите, – то и дело повторяла домовитая хозяйка, оправдывая круговорот забот. – Ну и нашим ТУДА отправим. Где ж им на фронте вареннячко взять!
На подоконнике красовались банки с медом – щедрый подарок от деда Назара, того самого чудаковатого пасечника.
Вчера, ближе к вечеру, он без спросу, по-соседски толкнул калитку и зашел во двор, таща тяжёлые торбы. Бережно поставил ценную ношу на стол, вытер о штаны потные ладони. Строго глянул на притихших девочек. Одна смотрела на сельского колдуна восторженно, другая – настороженно, хмурясь. Тетя Тома ушла ещё в обед «на минуточку к куме». Соня никак не могла привыкнуть, что одна половина села родичи, а вторая – кумовья. Чужой, он и есть чужой. Кто знает, чего от него ждать? И мама уехала… Щуплый дедок окинул цепким глазом чисто выметенные дорожки, небольшую клумбу с красными и белыми розами, разморенную жарой Муху в холодочке под яблоней. Псина и не думала лаять, лениво махнула кудлатым хвостом и сонно прикрыла глаза – вот же…охранница, разозлилась на ленивую собаку Соня. – А шо, Томы нема? – нахальный дед сунулся было в хату, но передумал, закрыл дверь и недовольно пробурчал. – Небось, у кумы сидят, косточки перемывают. Я ей меда обещал. Передадите?! Соня мигом глянула на подружку, та хотела что-то спросить у чудного старика, но… то ли смелости не хватало, то ли слова из головы вылетели. – Эээ…у меня денег нет. Давайте, вы потом…ну…попозже зайдете, когда хозяйка вернётся. Пасечник поковылял к столу, хмыкнул, почесал затылок. – Буду я такую тяжесть туды-сюды тягать! Делать мне нечего. Передашь Томе. Это – майский, с акации. Это – соняшник, прошлого лета сбор. Вон, какой жовтенький! Любую хворь выгонит! – Дидусь, а правда, что вы Чаклун?! – не сдержавшись, выпалила Лерка. – А як же, – гость ехидно усмехнулся в седые усы. – Настоящий?! – недоверчиво переспросила Соня. – Угу. – А что вы можете ну…такого…волшебного? «Чаклун», кряхтя, опустился на покрытую ковриком лавку, поманил пальцем любопытную девочку. Лера присела рядом, переглянулась с подругой. – …такооого, – протянул дед, – много чего могу. Вчера, вот, перевел трохы грошей нашим котикам. А завтра с волонтёрами отправлю мед. Лера разочарованно скривилась. Дед Назар ласково потрепал девочку по цветным прядям. – Эх, ты, этно-о-граф! Вот моя бабка покойница! Ото была Чаклунка! Сейчас бы дождик нам наворожила! Оно спека яка! – дед вытащил из кармана огромный клетчатый платок, вытер вспотевший лоб, – а я так, пчёлок вожу… Он хлопнул себя по коленям, поднялся с лавки и, прихрамывая, направился к воротам. Соня с Лерой потащились провожать гостя. Уже взявшись за калитку, дедок резко обернулся. Соня от неожиданности пошатнулась, дернулась назад. – Сны замучили?! – он прижал ладони к ее вискам, приблизил лицо, заглядывая девочке в глаза. Она испуганно замерла. Дух горького меда и дорожной пыли, сухих луговых цветов, полынной горечи и дыма костров закружил голову. – Море тебя не отпускает, девочка, – голос деда доносился издалека, – Приходит во сне, зовёт, так? Соня зажмурилась, из глаз потекли слезы. – Море умерло, – чуть слышно прошептала она. Лай собак, голоса людей, детский смех, звуки музыки в соседнем дворе, птичий щебет – все исчезло. Только гулкий стук сердца, как далекий прибой, шумел в ушах. Вдох – в нос ударил запах водорослей, горячего песка, нагретых на солнце гладких камней. Выдох – лунная дорожка скользит по темной воде, дрожит, дробится сотнями бликов… Снова вдох – брызги летят в небо, южный ветер беспечно треплет волосы… И выдох, как мягкий шелест ночных волн осенью… – А ты говоришь, умерло, – старый пасечник убрал руки, устало растер морщинистое лицо. Соня осторожно открыла глаза. Мягкий свет закатного солнца золотил листья старой яблони, боевой клич рыжего петуха спугнул стайку воробьев – опять кого-то по улице погнал, паршивец. Мурка ласково потерлась об ноги, выпрашивая сметаны. Все вокруг было таким мирным и домашним, что Соня улыбнулась сквозь слезы. Дед Назар тяжело вздохнул, как-то разом постарев ещё сильнее, глянул на восхищенную Лерку, усмехнулся и негромко произнес: – Чудо, оно не всякому в руки даётся. И не всякий его вынести сможет. Так-то… Вы, девоньки, заходите ко мне. Чайку с медом попьем, побалакаем…
********* Шмель взлетел к низкому беленому потолку. Закружил по кухне, загудел недовольно в поисках выхода. Пришлось вставать, открывать сетку, выпускать мохнатого гостя. Во дворе хозяйка мыла стеклянные банки и болтала с Михайловной – тёткой дюже любопытной и общительной. Заметив девочку, гостья бросила грызть семечки: – Софийка, мама звонила? Как там папа? Казалось, все село в курсе, что папа ранен, лежит в госпитале. Что ему сделали две операции и мама с Данькой поехали к нему. – Звонила, говорит, папу в обычную больницу переводят. Наверное, это хорошо. Михайловна горестно покачала головой, – Ох, и спека сегодня. Вроде утречко, а дышать нечем! Васильевна, а шо, у тебя помидоры таки сохнут?! – с надеждой спросила соседка. – Пытаются! Но мы с Софийкой не даём. Сегодня с самого ранку поливали, – тетя Тамара сердито глянула на приятельницу. – Ну что за напасть! Третью неделю сушь стоит. Колодцы на городы выкачиваем! А урожай-то на троих делить! На свою семью, на беженцев – жалостливый взгляд на Соню, – и нашим «котикам». Для «котиков» закатывали тушёнку, коптили и солили сало, топили масло и жир, сушили рыбу… – Ниче! По селу пару десятков скважин набито – без воды не останемся! – Тамара яростно вытирала вымытую до блеска банку. – Так-то оно так, но я тебе кажу, неспроста засуха. – Михайловна понизила голос. – Говорили, не будет добра от тех похорон! Покойник всю воду заберет! Тетя Тамара стукнула банкой по столу, уперла руки в бока. – Тю! Дура! Ну что ты несёшь! Да ещё при ребенке! Соня, а ну закрой уши, тетя Тома ругаться будет. Смешные они, подумалось Соне. За минуту по пять раз ссорятся, мирятся, спорят, злятся друг на дружку, обнимаются и просят прощения… Вот и сейчас… – 21 век на дворе! А ты в эти забобоны веришь и детей стращаешь! – не унималась Тамара. – Да кабы не эти забобоны, где бы… В калитку громко постучали. Спорщицы разом притихли. Михайловна потянулась к семечкам в миске. – Заходь, открыто, – крикнула хозяйка. К этому сложно привыкнуть. Ведь правильно как? Сначала подойти к забору, глянуть, кто пришел. А тут – даже замка нет. Так, ерунда, крючочек. С улицы откинуть можно. Заходи – кто хочешь. В калитку вошла Лера, таща большую клетчатую сумку. Кинула ношу под яблоней, потрепала
Вчера, ближе к вечеру, он без спросу, по-соседски толкнул калитку и зашел во двор, таща тяжёлые торбы. Бережно поставил ценную ношу на стол, вытер о штаны потные ладони. Строго глянул на притихших девочек. Одна смотрела на сельского колдуна восторженно, другая – настороженно, хмурясь. Тетя Тома ушла ещё в обед «на минуточку к куме». Соня никак не могла привыкнуть, что одна половина села родичи, а вторая – кумовья. Чужой, он и есть чужой. Кто знает, чего от него ждать? И мама уехала… Щуплый дедок окинул цепким глазом чисто выметенные дорожки, небольшую клумбу с красными и белыми розами, разморенную жарой Муху в холодочке под яблоней. Псина и не думала лаять, лениво махнула кудлатым хвостом и сонно прикрыла глаза – вот же…охранница, разозлилась на ленивую собаку Соня. – А шо, Томы нема? – нахальный дед сунулся было в хату, но передумал, закрыл дверь и недовольно пробурчал. – Небось, у кумы сидят, косточки перемывают. Я ей меда обещал. Передадите?! Соня мигом глянула на подружку, та хотела что-то спросить у чудного старика, но… то ли смелости не хватало, то ли слова из головы вылетели. – Эээ…у меня денег нет. Давайте, вы потом…ну…попозже зайдете, когда хозяйка вернётся. Пасечник поковылял к столу, хмыкнул, почесал затылок. – Буду я такую тяжесть туды-сюды тягать! Делать мне нечего. Передашь Томе. Это – майский, с акации. Это – соняшник, прошлого лета сбор. Вон, какой жовтенький! Любую хворь выгонит! – Дидусь, а правда, что вы Чаклун?! – не сдержавшись, выпалила Лерка. – А як же, – гость ехидно усмехнулся в седые усы. – Настоящий?! – недоверчиво переспросила Соня. – Угу. – А что вы можете ну…такого…волшебного? «Чаклун», кряхтя, опустился на покрытую ковриком лавку, поманил пальцем любопытную девочку. Лера присела рядом, переглянулась с подругой. – …такооого, – протянул дед, – много чего могу. Вчера, вот, перевел трохы грошей нашим котикам. А завтра с волонтёрами отправлю мед. Лера разочарованно скривилась. Дед Назар ласково потрепал девочку по цветным прядям. – Эх, ты, этно-о-граф! Вот моя бабка покойница! Ото была Чаклунка! Сейчас бы дождик нам наворожила! Оно спека яка! – дед вытащил из кармана огромный клетчатый платок, вытер вспотевший лоб, – а я так, пчёлок вожу… Он хлопнул себя по коленям, поднялся с лавки и, прихрамывая, направился к воротам. Соня с Лерой потащились провожать гостя. Уже взявшись за калитку, дедок резко обернулся. Соня от неожиданности пошатнулась, дернулась назад. – Сны замучили?! – он прижал ладони к ее вискам, приблизил лицо, заглядывая девочке в глаза. Она испуганно замерла. Дух горького меда и дорожной пыли, сухих луговых цветов, полынной горечи и дыма костров закружил голову. – Море тебя не отпускает, девочка, – голос деда доносился издалека, – Приходит во сне, зовёт, так? Соня зажмурилась, из глаз потекли слезы. – Море умерло, – чуть слышно прошептала она. Лай собак, голоса людей, детский смех, звуки музыки в соседнем дворе, птичий щебет – все исчезло. Только гулкий стук сердца, как далекий прибой, шумел в ушах. Вдох – в нос ударил запах водорослей, горячего песка, нагретых на солнце гладких камней. Выдох – лунная дорожка скользит по темной воде, дрожит, дробится сотнями бликов… Снова вдох – брызги летят в небо, южный ветер беспечно треплет волосы… И выдох, как мягкий шелест ночных волн осенью… – А ты говоришь, умерло, – старый пасечник убрал руки, устало растер морщинистое лицо. Соня осторожно открыла глаза. Мягкий свет закатного солнца золотил листья старой яблони, боевой клич рыжего петуха спугнул стайку воробьев – опять кого-то по улице погнал, паршивец. Мурка ласково потерлась об ноги, выпрашивая сметаны. Все вокруг было таким мирным и домашним, что Соня улыбнулась сквозь слезы. Дед Назар тяжело вздохнул, как-то разом постарев ещё сильнее, глянул на восхищенную Лерку, усмехнулся и негромко произнес: – Чудо, оно не всякому в руки даётся. И не всякий его вынести сможет. Так-то… Вы, девоньки, заходите ко мне. Чайку с медом попьем, побалакаем…
********* Шмель взлетел к низкому беленому потолку. Закружил по кухне, загудел недовольно в поисках выхода. Пришлось вставать, открывать сетку, выпускать мохнатого гостя. Во дворе хозяйка мыла стеклянные банки и болтала с Михайловной – тёткой дюже любопытной и общительной. Заметив девочку, гостья бросила грызть семечки: – Софийка, мама звонила? Как там папа? Казалось, все село в курсе, что папа ранен, лежит в госпитале. Что ему сделали две операции и мама с Данькой поехали к нему. – Звонила, говорит, папу в обычную больницу переводят. Наверное, это хорошо. Михайловна горестно покачала головой, – Ох, и спека сегодня. Вроде утречко, а дышать нечем! Васильевна, а шо, у тебя помидоры таки сохнут?! – с надеждой спросила соседка. – Пытаются! Но мы с Софийкой не даём. Сегодня с самого ранку поливали, – тетя Тамара сердито глянула на приятельницу. – Ну что за напасть! Третью неделю сушь стоит. Колодцы на городы выкачиваем! А урожай-то на троих делить! На свою семью, на беженцев – жалостливый взгляд на Соню, – и нашим «котикам». Для «котиков» закатывали тушёнку, коптили и солили сало, топили масло и жир, сушили рыбу… – Ниче! По селу пару десятков скважин набито – без воды не останемся! – Тамара яростно вытирала вымытую до блеска банку. – Так-то оно так, но я тебе кажу, неспроста засуха. – Михайловна понизила голос. – Говорили, не будет добра от тех похорон! Покойник всю воду заберет! Тетя Тамара стукнула банкой по столу, уперла руки в бока. – Тю! Дура! Ну что ты несёшь! Да ещё при ребенке! Соня, а ну закрой уши, тетя Тома ругаться будет. Смешные они, подумалось Соне. За минуту по пять раз ссорятся, мирятся, спорят, злятся друг на дружку, обнимаются и просят прощения… Вот и сейчас… – 21 век на дворе! А ты в эти забобоны веришь и детей стращаешь! – не унималась Тамара. – Да кабы не эти забобоны, где бы… В калитку громко постучали. Спорщицы разом притихли. Михайловна потянулась к семечкам в миске. – Заходь, открыто, – крикнула хозяйка. К этому сложно привыкнуть. Ведь правильно как? Сначала подойти к забору, глянуть, кто пришел. А тут – даже замка нет. Так, ерунда, крючочек. С улицы откинуть можно. Заходи – кто хочешь. В калитку вошла Лера, таща большую клетчатую сумку. Кинула ношу под яблоней, потрепала