class="book">– Почему?

– Я не очень хочу жить.

– Тогда не проще ли заболеть раком и помучиться? Извини. Это тоже нужно заслужить.Ты думаешь, если ты не решишь эту проблему здесь, тебе проще будет решить её там?

– Самая большая моя проблема – сама жизнь.

– Хорошо, надумаешь умирать, позвони, – он достал из кармана чёрных шорт клочок бумаги, на котором написал: «Игорь». И номер телефона.

Потом я долго стояла под пляжным душем и смотрела на солнце. Голуби ухитрялись находить что-то в песке и есть. Ветра не было. Неподалёку раздавалсяразмеренный стук. Маленький дятел долбил кору большого раскидистого ореха. Мне предложили выпить пива. На моей сумке уже лежала визитка, и какой-то загорелый лысоватый мужчина ослепительно улыбался и кивал мне.

Я не умею плакать. У меня иногда першит в горле, но слёзы никогда не выступают. Я не знаю, зачем родилась женщиной и зачем вообще родилась. Мне иногда хочется, чтобы кто-нибудь меня понял, но понять себя саму у меня не хватает сил.

Кажется, я уже говорила, что есть определённый образили сущность, которая играет через мужчину, когда он общается с проституткой. Интонации, жесты, слова, паузы, прикосновения – я могу точно определить, что пойдёт за чем, но иногда бывают исключения. Да… мужчин влечёт к проституткам не сам половой акт, а возможность на один день, ночь или несколько часов стать актёром. Чтобы выжить, надо играть.

Чтобы выжить, надо играть. Мы знаем это с первых шагов в профессии. Неумелые и неопытные не изображают страсть, а действительно страстны и платят за это. Калькировать чувство, не чувствуя, может не каждый, так, чтобы партнёр не ощутил разницы. Но и здесь бывают исключения. Порой самые опытные из нас влюбляются, и их стремительно вовлекает в водоворот река жизни. Я быстро уходила с пляжа и размышляла. Навстречу по тенистой парковой аллее шла старуха с ярко накрашенными губами, в цветастом платке и юбке колоколом…

Серафима Степановна была очень чистоплотной женщиной, но всёравно не могла избавиться от насекомых. Их было больше. В открытые окна ползли муравьи, в воздухе то и дело возникали мухи и комары, прямо над головой зависали и прятались под шкаф большие и маленькие паучки. На завтрак она отбила и вымочила в соевом соусе кусок куриной грудки. Потом она дождалась, пока масло в сковороде разогреется, и аккуратно выложила туда грудку, причмокнув языком. Прилетевших на запах курицы и мгновенно обжаренных ос, Серафима Степановна выбросила в форточку, позавтракала и облизала тарелку. Она облизывала тарелку, когда было вкусно, а вкусно было почти всегда. Потом она вымыла тарелку, руки и намазала их кремом. Тонкий слой тонального крема и яркая помада – выходной макияж Серафимы наносился быстро, знакомыми выученными движениями, потом повязывался платок. Он дополнял широкую ситцевую блузу с длинным рукавом, плавно переходящую в многоуровневую юбку, похожую на юбки финских цыган. Если бы можно было носить перчатки летом! Беззащитность рук и лица сильно беспокоили женщину,точно также, как и обилие насекомых. Беспокоила соседка Вика, которая велабеспутный образ жизни. Если бы можно было, Серафима Степановна ночью вырезала бы однокомнатную квартиру Вики и вывезла её за пределы города. Беспокоил брат Михаил, который потерял работу, сел на велосипед и стал объезжать помойки. Особенное беспокойство вызывали старые серые брюки, которые он носил, не снимая ни зимой, ни летом, ненавистная клетчатая рубашка и ужасная теплая кепка, из-под которой текли капли пота. Михаил курил всё время. Он перешёл на папиросы, которые покупал на вырученные от сданных бутылок деньги. Одновременно он умудрялся насвистывать и напевать что-то себе под нос. Вика, конечно, раздражала больше, и хотя Серафима Степановна перед сном вкладывала ватные тампоны в уши, всё равно она всё слышала! А она была уже не в том возрасте, чтобы слышать такое! «Хоть бы её кто-нибудь пристрелил!» – надеялась женщина, улыбаясь и шагая на балкон. Ещё беспокоили мальчики, которые шумели под окном, играли в мяч, смеялись и устраивали в её беспорядочном дворе ещё больший беспорядок. Беспокоили бездомные собаки и кошки, которые распространяли инфекции, глисты и другие болезни. Иногда Серафима Степановна прогуливалась по безлюдным дорожкам городского парка и всё равно встречала тех, кого встречать совсем не хотела. Живая, невредимая Вика пронеслась мимо старухи и впервые не поздоровалась!

Всё когда-нибудь происходит впервые, и мы боимся этого «впервые» и отодвигаем время встречи.

Серафима Степановна оглянулась и долго смотрела вслед Вике, как будто мимо неё прошла и не заметилаеё собственная дочь или сама смерть.

Я шла с пляжа и не замечала жары.

Почему я ношу имя Виктория? Это победа. Чего и над чем? Победа бессмысленной жизни над честной ранней смертью? Если бы меня назвали Вера или Надежда, было бы ещё смешней. Ну, а если Любовь? Чёрный юмор или циничное высказывание. Интересно, а какими были святые? Как они жили на самом деле? О чём думали, что говорили, каковы были их истинные чувства? Да, ещё… почему все сказки заканчиваются свадьбой? А что потом? Да, ещё…

На мгновение Серафиме Степановне показалось, что всё вокруг покрыто золотой пылью: фигуры на пляже, деревья, листва, скамейки и дорожки. Даже белки мерцали и пульсировали светом, отражённым от пыли. Серафима Степановна посмотрела на свою руку. Она не мерцала и не была ничем покрыта. Видение исчезло.

Его звали Юрий. Я приходила к нему в дом, где постоянно шёл ремонт. Он бросал меня на бетонные плиты кухни, бил по голове точечными проверенными ударами так, чтобы не осталось шрамов, но было много крови. Он душил меня, но не до смерти. Он выкручивал руки и оставлял на них круглые разноцветные синяки. Иногда он уродовал лицо, но тоже мастерски: ни один зуб не был выбит, скулы не повреждены, нос не сломан. Однажды он раздел меня и выставил на лестничную клетку на обозрение соседям, которые возвращались с работы. Он много платил. После одного посещения хватало на месяц на еду и одежду. После визитов к Юрию хотелось только одного – никого не видеть. Хотелось очень малого – крепкого чаю, закутаться в плед и всё забыть. Ночные кошмары прекращались. Не снилось ничего. Если была зима, можно было долго смотреть на снег, так, что он постепенно темнел и становился чёрным.

Серафима Степановна любила свет, но огромный тополь, росший прямо перед подъездом, мешал проникновению света на её балкон, а с балкона – на кухню. Тополь рос очень быстро и полумрак кухни всё больше раздражал бабушку.