только для того, чтобы сидеть на плоту; путешествие должно иметь какой-то смысл помимо этого. Во время плавания на «Тигрисе» что-то пошло не так. Из научного плавания путешествие превратилось в своего рода сказочное путешествие на Восток, будто взятое из рассказов о Синдбаде-мореходе из «Тысячи и одной ночи».

Пламя. Протестуя против войны на Африканском Роге, Тур Хейердал решил сжечь «Тигрис». Он направил заявление Генеральному секретарю ООН Курту Вальдхайму, подписанное всеми членами экипажа. В Норвегии пресса назвала это событие рекламным трюком

Огонь охватил мачты и парус, но горел не только «Тигрис». Сама идея путешествия исчезала в огне. Хотя идея была достаточно благородной, Тур Хейердал все-таки отправился в море не для того, чтобы выражать протест против войны и жестокости. Если брать во внимание амбиции, служившие основой проекта, экспедиция «Тигриса» оказалась неудачной. Как научное плавание путешествие на «Тигрисе» нельзя сравнивать с «Кон-Тики» и даже с «Ра». То, что тростниковая лодка способна держаться на плаву долгое время, — это также было поводом для экспедиции — он демонстрировал и раньше.

«Тигрис» запомнился своим антивоенным посылом и пламенем, а не поисками Начала. Именно благодаря протесту против насилия на Африканском Роге он привлек к себе внимание, а не путешествием как таковым. Однако для Тура Хейердала плавание на «Тигрисе» имело и другой исход. Глядя на пламя, он одновременно прощался с океаном. С океаном, к которому, он, в сущности, никогда не стремился — разве что в качестве площадки для исследований.

РАЗРЫВ

Весь в мыслях. Тур Хейердал гуляет по Колла-Микьери, итальянскому городку, где он прожил почти тридцать лет

Лилиана

В субботу, 10 февраля 1973 года, Туру Хейердалу пришло письмо:

«Дорогой Тур. Это письмо предназначается только тебе, так что отложи его и прочитай, когда ты будешь один, в тишине и спокойствии. Жалко, что нас прервали, когда мы с тобой разговаривали на кухне в последний раз, когда я была в Коле — нам было о чем поговорить, и, возможно, это письмо не понадобилось бы. <...> Сейчас, к сожалению, я должна посоветовать тебе кое-что, и если ты этого не поймешь, то, в любом случае, помни: мы слишком хорошо знаем друг друга, и ты знаешь, что я — твой друг. Я думаю, что терпение Ивонн — в отношении семьи Сальво — вряд ли выдержит более серьезное испытание»^[1].

Это писала Берглиот Ведберг, невестка Тура Хейердала. На письме стоит штемпель Дьюрсхольма, пригорода Стокгольма, где она жила со своим мужем, профессором философии Андерсом Ведбергом.

Берглиот, или Бэби, как ее звали в семье, давно беспокоилась о своей сестре. Она понимала, что семейная жизнь сестры с Туром оставляет желать лучшего, несмотря на поведение Ивонн в течение многих лет, а также работу в качестве ассистента своего мужа. Берглиот была уверена, что без помощи Ивонн, вплоть до спуска на воду, ни одно из путешествий на папирусных судах «Ра» и «Ра-II» не состоялось бы. «Я разговаривала с членами твоих экспедиций, и, насколько я поняла, Ивонн всегда делала все, что в ее силах, чтобы помочь тебе. Можно ли сделать больше?»^[2]. В том числе и по этой причине значительное ухудшение семейных отношений после путешествия на «Ра» стало неприятным сюрпризом. Вернувшись обратно в Колла-Микьери, Тур позволил себе увлечься новой женщиной — Лилианой Сальво. Такое бесчувствие возмутило Берглиот. Он что, не понимал, что «Ивонн терпит адские мучения»?^[3]

Берглиот продолжает письмо Туру так: «Подумай, как бы ты сам отреагировал, если бы Ивонн нашла себе массажиста, которому она вдруг начала бы оказывать внимание самыми разными способами и проводила бы с ним больше времени, чем с собственной семьей? Ты бы разозлился <...> я знаю, что ты, определенно, не стал бы с этим мириться, к тому же не преминул бы указать, мол, "а что подумают люди в Алассио?"».

Лилиана Сальво работала массажисткой, ее муж Джованни — полицейским. У них было трое детей, они жили в Алассио — маленьком пляжном городке на Итальянской Ривьере, недалеко от холма, где находилась Колла-Микьери. Вместе со старшей дочерью Аннетте Ивонн ходила к фру Сальво на процедуры. После экспедиции на «Ра» у Тура случился радикулит. Они сочли, что Туру также будет полезен массаж, и его знакомство с Лилианой произошло по их инициативе^[4]. Обычно Джованни не разрешал жене принимать пациентов-мужчин, но для знаменитого Тура Хейердала он сделал исключение.

Часы, проведенные у Лилианы, постепенно превратились в нечто большее, чем встречи медсестры и пациента. Отношения принимали все более определенные формы, с еженедельными обедами, которые «ничто не могло отменить», не говоря уже обо всех пикниках в «другом владении», как семья называла холмик неподалеку от главного дома^[5].

«Ты крайне недоволен Ивонн, — пишет далее Берглиот, мешая шведский и норвежский. — Я думаю, что ты фактически никогда — несмотря на то что в твоем доме меня не стеснялись — никогда в моем присутствии не благодарил Ивонн за то, что она сделала, напротив, ей всегда предъявлялись тысячи претензий, хотя, по большей части, она ни в чем не была виновата. Я думаю, что ты сам не отдаешь себе отчета в том, что значит Ивонн для тебя и твоих детей — всех пятерых»^[6].

В конце она предупреждает Тура: «Если поддашься своим чувствам [в отношении Лилианы], то ты должен понимать, что все полетит к черту — и брак, и Колла, и семья. Думаю, что и сам ты счастливее от этого не станешь. <...> На этом я заканчиваю, но ты должен что-то сделать незамедлительно <...> чтобы не обижать и не унижать свою семью — дальше так дело продолжаться не может»^[7].

Но оно продолжилось.

Происхождение Лилианы Сальво было небезупречным. Ее прадедушка был евреем и владел торговым путем между Калькуттой в Керале на западном побережье Индии и Тунисом в Северной Африке. Во время посещения одной из деревень в тунисской пустыне он познакомился с дочерью туарега и женился на ней. У них родилась дочь — бабушка Лилианы.

Торговец из Калькутты имел хороший доход от своей деятельности, и однажды он смог купить землю в Умбрии — одном из районов центральной части Апеннинского полуострова. Его дочка влюбилась в сына местного крестьянина, и когда отец