на голландском, которого я не знал, но цифры и названия островов всё-таки можно было понять. Последняя запись датировалась сентябрём 1666 года. Но Франсуа де Валь записей не делал, и какой день был сегодня — я не знал. Хоть какая-то определённость, до этого момента я не знал даже год, в который мне довелось угодить. Надеюсь, на Тортуге получится узнать точную дату, чтобы внести её в журнал. А пока я принялся писать просто так, без даты и времени, неловко царапая пером по бумаге.

На всякий случай писал я по-русски, на случай, если записи попадут не в те руки, их не сразу смогли бы понять. Потому что я описывал захват корабля начиная с момента, когда мы решили вернуться в бухту, и я понимал, что мы уже натворили дел, которых с лихвой хватит для виселицы.

Впрочем, я не собирался хоть как-то взаимодействовать с местными властями. Мы были пиратами, а по всем местным законам пиратство каралось смертью. Возможно, если бы моё попадание прошло как-то иначе, более-менее цивилизованно, без плантации и рабства, то я бы и не подумал становиться морским разбойником. Но французы сами вынудили меня встать по ту сторону закона. А значит, им за это и расплачиваться.

Глава 2

«Орион» летел по волнам на запад, к вожделенной земле, воспетой в сотнях книг и фильмов, и я уже предвкушал увидеть на Тортуге этакое гнездо разврата и порока, где бесконечный чад кутежа не прерывается ни на секунду. Само собой, я ошибся.

Мы шли вдоль берега Испаньолы, сокрытого за туманом, и оттого кажущегося серой громадой, нависающей над морем, и увидели впереди остров. Тортуга и впрямь напоминала гигантский черепаший панцирь, поросший тёмно-зелёным лесом.

— Хе-хе, наконец-то, — ухмыльнулся Робер, вглядываясь в уже близкую землю.

Я понял это чувство, знакомое, наверное, каждому моряку, когда ты возвращаешься в порт и видишь вдруг долгожданный силуэт земли, словно выплывающий из морской пучины, и с каждой минутой он становится всё ближе, а тебе всё больше не терпится ступить уже на твёрдый берег, чтобы провести там несколько приятных мгновений и снова вернуться в море.

Я оглядел команду, многие тоже были воодушевлены близостью земли. Многие предвкушали хороший отдых, а чтобы хорошо отдохнуть — нужны звонкие монеты.

— Пожалуй, пора поделить золотишко, — произнёс я.

Слитный хор дюжины глоток разом грянул что-то одобрительное, и я улыбнулся. Как мало нужно простому человеку для счастья.

Кошель с золотом по-прежнему хранился у Шона, и он высыпал все деньги на палубу. В тот же миг все оторвались от своих дел и сгрудились вокруг добычи, даже негры, у которых сразу же прошла морская болезнь. Новенькие золотые луидоры призывно блестели, и точно так же блестели глаза пиратов. Кучка, надо признать, получилась не слишком большая, но золото есть золото, и даже такой кошель с лихвой окупал всё наше путешествие. И это не говоря про захваченный груз.

— Две капитану, полторы — помощнику? — уточнил Шон.

— Именно так, мистер Келли, — произнёс я.

Ирландец уселся прямо на палубу и начал пересчитывать луидоры, составляя их в аккуратные ровные столбики. В точности подсчётов я не сомневался, деньги тут считать умели не хуже, чем в моём времени, а то и лучше, учитывая, что никаких твёрдых обменных курсов ещё не было.

— А я не понял, — протянул Жорж. — Этим-то чё, тоже что ли? Они ж против нас дрались!

В воздухе повисло напряжение, пираты начали недобро переглядываться. Они и стояли-то даже двумя чётко выраженными группами, мои буканьеры с одной стороны, и остатки команды де Валя — с другой. Дело могло легко дойти до драки. Если одни или другие почувствуют себя в чём-то ущемлёнными — пиши пропало. Надо срочно их перемешивать и сколачивать в один крепкий коллектив. Совместная пьянка бы здорово помогла, но до неё ещё надо добраться, а конфликт уже вот он.

— Так, — произнёс я. — Золото делим на всех. То, что между собой дрались — дело прошлое. Мы и против испанцев вместе дрались, и потом от испанского корыта удирали вместе.

Жорж тихо хмыкнул, демонстрируя недоверие.

— Ты что, Жорж, хочешь сказать, что с парусами бы управился без них? — произнёс я.

— Может, и управились бы, — пожал плечами буканьер.

— Сильно сомневаюсь, — произнёс я.

Скорее всего, мы бы управлялись с парусами и всем остальным вдвое дольше, и испанец тогда точно бы нас догнал на выходе из бухты. Вряд ли мы сумели бы отбиться.

Жоржа я видел в деле. Буканьер отлично стрелял, но во всём остальном был дуб дубом, а уж в морском деле разбирался едва ли не хуже, чем я. Абсолютно сухопутный человек, даром что всю жизнь провёл на островах. Ничего, нам тут всем предстоит многому научиться.

Шон закончил делить золото на ровные кучки, и каждому в итоге досталось буквально по несколько монет, но что-то мне подсказывало, что в накладе никто не останется. Это же золото, а не какие-нибудь грязные зелёные бумажки.

— Подходите по одному, — произнёс он.

Пираты ломанулись всем скопом.

— Стоять! По одному! — рявкнул я. — Вот ты, иди первый!

Я указал на долговязого пирата с разорванным ухом и бесцветными рыбьими глазами, кажется, его звали Кристоф или Кристиан, что-то вроде того. Он неловко обернулся по сторонам, убеждаясь, что я указал именно на него, и вразвалку подошёл к Шону. Тот высыпал ему в руку горстку монет.

— Следующий! Робер, иди ты! — приказал я.

Меня здорово раздражало, что даже такие простейшие действия приходится объяснять и приказывать.

Робер широко улыбнулся и подошёл за деньгами.

— Напоминаю всем, наказание за кражу — смерть, — сказал я, внимательно вглядываясь в лица команды.

Не то что бы я не доверял кому-то из них, но с таким контингентом будет не лишним напомнить. Да что далеко ходить, мой первый помощник — беглый каторжник, рецидивист, вор и убийца. И почти вся остальная команда прекрасно подходит под все эти определения. Другие в Новый Свет не ехали.

Кучка монет на палубе потихоньку таяла, а довольные рожи пиратов лучились предвкушением будущих трат. Кто-то держал монеты в кулаке, нервно потирая пальцами, кто-то заворачивал в кушак и хранил на поясе, один уникум и вовсе запихнул золото за щеку, словно хомяк. Пираты тихо шептались, советуя друг другу знакомые кабаки и бордели, некоторые говорили, что отнесут в рост, под проценты, чтобы потом забрать ещё больше, но я знал — пропьют в первый же вечер. Наконец, очередь дошла и до меня, мы с Шоном забирали долю последними.

Ирландец, ухмыляясь, протянул мне горсть монет. Ровно двенадцать золотых луидоров, и по завистливым взглядам я понимал, что это довольно много.