запоминать число “пи” после запятой. А тратить время на ненужный, но обязательный по решению государства предмет – уж увольте.

Но в начале года наш старый преподаватель отправился на пенсию, и ему на замену явился молодой, но перспективный Олег Николаевич.

Первым делом весь поток обсуждал в чате, каково негру – а Олег Николаевич просто идеально чёрен, ещё и одежду предпочитает такого же цвета; не человек, а уголь! - так вот, каково ему носить русское имя? Его родители русские? Нет, оказалось, русская у него только мать, и той давно нет в живых. Олег Николаевич (отчество по русскому дедушке) долго путешествовал по миру, пока не решил снова осесть в Москве. Как он попал к нам в школу – чёрт его знает, но мы сходу окрестили его “Шоколадным зайцем”. И заяц этот оказался весьма жесток.

Он быстро вычислил халтурщиков вроде меня. На первой же его контрольной мы схлопотали двойки – треть потока. Пришлось засесть за учебники (хотя кое-кто устраивал истерики завучу и директору), но это, конечно, не помогло. К концу полугодия я – зачем себе врать? – не освоил и половину материала предыдущего года. И как выкручиваться сейчас – не представляю.

Уроки алгебры Олега Николаевича больше напоминают индивидуальные занятия. Он каждому раздаёт свой список заданий – и решай их хоть до посинения, пока не закончишь. А когда закончишь – дадут ещё. И ещё. Я зверею уже через полчаса, через час хочу тихо выть, через полтора – ругаться в голос. Мой личный рекорд – пять часов алгебры. И дольше бы просидел с этим инквизитором, если бы завуч нас не выгнала (ей мать позвонила, поинтересовалась, почему сын не присутствует на семейном ужине; ибо семейный ужин – это святое).

И вот сижу я теперь, смотрю на листок с заданиями и пока ещё тихо тоскую. Ох, чувствую, установлю сегодня новый рекорд. Интересно, дядя Федя… Фредерик знает телефон школы и догадается меня спасти? Ирка – точно нет, она по торговым центрам закупаться побежит. Отец на работе, а мать только к полуночи приедет, и то если самолёт из Милана не опоздает.

Сумки и телефоны мы оставляем на столе у входа в класс, так что даже занять себя кроме алгебры нечем. А решать смысла нет – я и отдалённо не понимаю, что тут происходит! В смысле, на листке с заданиями.

Надо было выбрать за обедом самую умную по алгебре девчонку и пригласить её на бал – может, тогда она бы как-нибудь мне помогла? Хотя как? Этот цербер заранее знает, что я половину не решу, и точно не примет «не мой» результат.

Да и кто у нас по алгебре шарит? Хм… Ну у кого-то же я раньше списывал?

Время идёт, класс пустеет. Я оглядываюсь, ловлю виноватый взгляд уходящего Никиты: прости, мол, но что я могу? Ну да, цербер бдит, сидит, вон, в углу с кем-то из сильно умных, задачу обсуждает.

Нет, списывать смысла нет – он поймёт и работу не примет. Если списывать, то только так, чтобы ошибиться в тех местах, где я обычно ошибаюсь – то есть, похоже, везде.

Ещё полчаса. Я мусолю листок с заданием. Отпрашиваюсь в туалет – школа уже тихая-тихая, почти пустая. Заодно покупаю в автомате кофе, сразу два. Холодно…

Нарочито медленно возвращаюсь – цербера в классе уже нет, но (я знаю), только попробуй сбежать – и завтра это сидение продолжится. При необходимости даже послезавтра. Знаем, проходили.

Как же скучно!

Минут через десять, в очередной раз не справившись с графиком, я откидываюсь на спинку кресла и оглядываю пустой класс. А, нет, не пустой. В противоположном углу горбится над тетрадью какая-то девчонка. Забавная у неё косичка – тонкая, как мышиный хвостик. Ей совершенно не идёт, такие волосы распускать надо. Ирка бы прочитала ей лекцию по стилю и очень едко бы высмеяла…

Кстати, а кто это? Откуда? Десятый класс? Девятый? Своих-то я всех знаю.

Девочка поднимает голову, словно чувствует мой взгляд. Вздрагивает и тут же опять утыкается в лист, просто излучая страх – длинная неопрятная чёлка висит, закрывает её глаза и бросает тень на лицо. Мне становится стыдно – только почему? Я же ничего не сделал, чем я мог её напугать?

Отворачиваюсь – но делать нечего, а девочка кажется интересной. Чего она боится? Не меня же. И как вышло, что раньше я её не видел?

Ещё минут десять я развлекаюсь тем, что ловлю её взгляд искоса – она подсматривает из-под чёлки. Насторожено, и впрямь как мышонок. Я снова ей улыбаюсь – специально стараюсь, чтобы улыбка вышла ободряющей. Получается – «мышонок» поднимает голову и робко улыбается в ответ.

А я получаю возможность её рассмотреть. Господи, да она как будто специально серую мышь изображает! Серое платье-балахон, косичка эта, резинка для волос тоже серая. Полиции моды на неё нет.

Но чем больше я смотрю, тем больше удивляюсь – она же симпатичная. Очень худая, тонкая, вся словно из углов состоит и прямых линий. Какие острые скулы… И глаза огромные. Робкие, как её улыбка. Девочка-эльф.

Хм! А как я предупредительно взял второй стакан кофе! Я же тут надолго решил остаться – почему бы не познакомиться с серым эльфом? Делать-то всё равно нечего.

Она вздрагивает, когда я встаю, снова опускает голову, отгораживается волосами. Ни-че-го, сейчас я с помощью кофе её выманю. Надеюсь, ты, эльф, сладкоежка, как и я? И любишь карамельный латте? Хорошо, ещё остыть не успел. И шоколад у меня где-то был. Все девчонки любят шоколад, это же аксиома.

Я подвигаю ближайшее кресло к её столу, снимаю крышку с кофе. Жду. Должна же она хоть голову на запах поднять?

График чертит. Забавно. Может, она кофе не любит?

Ну ладно…

Я шуршу фольгой нарочито громко, а потом, сделав голос мягким, чтобы не вспугнуть, тихо спрашиваю:

- Хочешь шоколадку?

Она поднимает голову, смотрит на меня огромными чёрными (тёмно-карими, конечно, но сейчас, в тени, они кажутся чёрными) глазами. Потом зачем-то оборачивается – но за её спиной никого, естественно, нет.

- И кофе. – Я вручаю ей стакан и кладу шоколадку рядом. - Тут холодно, тебе не кажется? Кофе согреет.

Лично на меня кофе уже не действует, но девочка послушно пьёт его следом за мной. И как будто чуть-чуть смелеет. По крайней мере, даёт услышать свой голос, тихий и прерывающийся.

- Т-ты сп-писать хочешь?

Зрелище жалкое, если честно. Ещё и заика. И я откровенно не понимаю, почему от него у меня вдруг теплеет на душе, и хочется погладить этого забитого эльфа по голове, успокоить: “Не бойся,