оказалась огромной, наклеенной на материю и намотанной на две черные деревянные жерди. Орька ухватился за одну жердь, я — за другую, и мы потащили полушария в класс.

Нам нужно было пройти весь длинный коридор.

Орька шагал так быстро, что я едва успевал за ним, держась за конец своей жерди.

— Чего летишь? — крикнул я и дернул жердь на себя, чтобы остановить Кирилла.

Полотно треснуло сразу на всю длину, и черная палка оторвалась от карты. Она оторвалась так ровно, будто карту снизу обрезали ножницами. Я отлетел к стене.

— Ну вот… дернул… — сказал Орька, испуганно глядя на то, что осталось в его руках. — Чего дергаешь? Что теперь будем делать?

Наверное, можно приклеить, — сказал я. — В учительской клей, я видел…

Сергей Иванович открыл дверь класса, поправил очки и уставился на разорванную карту.

— Океан цел? — спросил он. — Ладно, идите в класс. Повесьте ее на доску. Мне нужен Атлантический океан.

Мы повесили карту на крючки. Она сразу же до половины свернулась в трубку.

— Будете держать ее весь урок. Стойте и держите. Вот так. А после уроков отнесете ее в столярную мастерскую и отремонтируете. Хорошо, что цел Атлантический океан.

Мы стояли у доски до конца урока, придерживая руками нижние углы карты, а Сергей Иванович рассказывал.

Наверное, благодаря этому мы внимательно прослушали весь урок с начала и до конца. И только тогда поняли, что Сергей Иванович — замечательный рассказчик.

— Итак, — начал Сергей Иванович, — в пятницу третьего августа тысяча четыреста девяносто второго года — запомните это хорошенько! — из большого торгового порта Палое в Испании отплыли три корабля под командованием адмирала Христофора Колумба. Самый большой корабль назывался «Санта Мария». Колумб нанял его, или, как говорят моряки, зафрахтовал, у Хуана де ла Косы, опытного капитана и оборотистого торговца. Судно де ла Косы носило имя «Мария Таланте», но Колумбу это название показалось легкомысленным, и он приказал изменить его на «Святую Марию». Адмирал был глубоко верующим человеком и думал, что святая Мария, которой поклоняются все католики, поможет ему в трудном плавании.

«Санта Мария», по нашим понятиям, была совсем маленьким судном — не больше современной рыбачьей шхуны, всего 110 тонн водоизмещением.

Но в те времена она не казалась маленькой. Вот два других судна адмирала — «Пинта» и «Нинья» — были совсем крохами: ни дать ни взять — шлюпки под парусами. Но испанцы считали их вполне приличными океанскими судами.

В учебниках географии «Санта Марию», «Пинту» и «Нинью» обычно называют каравеллами. Странно, ни сам Колумб, ни историки того времени не называли их так. В своих дневниках адмирал несколько раз отмечал плохую поворотливость нао «Санта Марии». А нао — это не каравелла, а судно типа нефа. Типичными для каравелл были латинские, косые паруса. Четырехугольный парус несла только фок-мачта. А из вахтенного журнала Колумба известно, что на «Санта Марии» было четыре прямых паруса: фок, грот, бизань и блинд. Прямыми парусами были вооружены и «Пинта» и «Нинья». Так что суда Колумба по ошибке назвали каравеллами. Впрочем, это не имеет значения. Важно, что на этих малютках адмирал осмелился выйти в Атлантический океан — Море Тьмы, как он тогда назывался, — и пересек это не известное европейцам море за тридцать три дня…

Сергей Иванович концом указки показал на карте путь кораблей Колумба.

Дальше он рассказал, каким тяжелым оказалось плаванье, как корабли попали в штиль в Саргассовом море, похожем на болото, заросшее водорослями, как пришлось матросам рубить эти водоросли топорами, как чуть не взбунтовались команды, как 12 октября в два часа ночи матрос «Пинты» Хуан Родриго Бермехо из Трионы увидел на западе в море огонек и как безумный закричал: «Тьерра! Тьерра!» («Земля!») От великой радости матросы забыли, что хотели взбунтоваться, и с нетерпением дожидались утра. Утром оказалось, что это не Китай, который искал адмирал, а небольшой остров. Остров назвали Сан-Сальвадор, что значит «Святой Спаситель», и пошли дальше на запад. Скоро пристали к берегу. «Я уверен, что это Индия», — сказал Колумб. Он был уверен в этом до конца жизни, не подозревая, что всего-навсего открыл второй большой остров — Кубу. Слава пришла к Колумбу после смерти, когда люди догадались, что адмирал открыл не новый путь в богатую Индию, а новую часть света — Америку.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Все, что рассказывал Сергей Иванович, я уже знал. У меня была привычка просматривать учебники сразу после того, как мы получали их в школе для нового учебного года. Самые интересные — хрестоматию по литературе, «Историю» и «Географию» — я прочитывал от корки до корки.

Но на этом уроке я услышал от Сергея Ивановича то, чего в «Географии» не было.

Во-первых — о парусах: прямых и треугольных — латинских. До этого я ничего не знал о парусном вооружении кораблей.

Во-вторых, что у Колумба были не каравеллы, а грузовые нао.

И в-третьих, что в Испанию великий мореплаватель возвратился на крохотной «Нинье», похожей на большую рыбачью лодку. Пересечь Атлантику на таком суденышке — уже одно это было огромным подвигом!

Когда оставалось две минуты до звонка, а нас уже не держали у доски ноги, Сергей Иванович закрыл журнал и спросил:

— Вопросы имеются?

Я не выдержал:

— А почему он поплыл обратно не на «Санта Марии»?

— Потому что «Санта Мария» рождественской ночью тысяча четыреста девяносто второго года наскочила на камни близ мыса Френч у острова Сан-Доминго и затонула. Это было первое кораблекрушение европейского корабля у берегов Америки. Вот как об этом пишет биограф Колумба Бортоломе Лас-Касас:

«Пожелал наш господь, чтобы в полночь, когда море было спокойно, как вода в чаше, моряки, убедившись, что адмирал спит, сами отправились на покой, оставив руль на попечение мальчишки…» Я забыл сказать вам, что на «Санта Марии» было два юнги, — пояснил Сергей Иванович. — «Корабль же, увлекаемый течением, шел к камням, которые, кстати сказать, несмотря на ночное время, были видны и слышны (потому что о них с шумом разбивался прибой) на расстоянии целой лиги. Мальчик, который почувствовал, что с рулем что-то происходит, и услыхал шум прибоя, поднял крик, на который вышел адмирал.

Когда адмирал увидел, что вода убывает, оставляя судно на мели, он, понимая, что иного средства не было, приказал срубить мачту и насколько возможно облегчить судно, дабы убедиться, можно ли стащить его с мели. Но под днищем корабля становилось все мельче и мельче, и от ударов о камни