- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Зарин Андрей Ефимович
Приманка на кровь
Андрей Зарин
Приманка на кровь
Рассказ из жизни акробатов
I.
Они сидели в крошечном чуланчике, отгороженном от входа в цирк дощатою перегородкою и прилегавшем к конюшне, громко называвшемся "директорским кабинетом". За колченогим столом, на котором стояли бутылка водки, две рюмки и тарелка с хлебом, колбасою и ножом, в пальто и шапке, мрачно нахмурившись, сидел Матвей Степанович Воробьев, -- по афишам "неустрашимый Гаэтано", -- хозяин и директор цирка; у маленького окошечка, выходящего к дверям цирка, кутаясь в вязаный платок, ежилась от холода его подруга, Елена Курносова, -- по афише "несравненная наездница Стелла", -- а против Воробьева в расстегнутом пальто, в шапке, сдвинутой на затылок, верхом на стуле поместился клоун Гелотти, -- в общежитии Яков Рябинин. Он только что выпил рюмку водки и, прожевывая кусок колбасы, сказал: -- Кабы не был товарищ, давно бы уж отколотили тебя и бросили... -- Разве я не понимаю! -- угрюмо ответил Воробьев, -- а чем виноват? -- город большой, губернский, цирк чуть не даром снял и -- на! -- он стукнул кулаком по столу. -- Хоть бы кто... -- И погода собачья!.. -- вставила замечание Стелла, -- как тогда, в Твери... Действительно, на площади, вокруг цирка, стояла непролазная грязь, и на эту грязь, разжижая ее, лил монотонный осенний дождь. -- Погода, наплевать! Завлеки публику -- никакая грязь не остановит. Опера -- вот что! Приехали подлецы и весь сбор отбили! Сколько вчера было? -- Двадцать шесть рублей, -- ответила Стелла. Воробьев выпил рюмку водки и отрезал кусок колбасы с такой яростью, словно резал нос первому тенору. -- Двадцать шесть! -- воскликнул он, жуя колбасу, -- оркестру -- 10, освещение -- 8, лошадям -- 3 рубля! Вот тебе и барыш! За пять рублей и афиши, и билеты, и труппа, и помещение, и наряд полиции... У-у черт! -- До Рождества бы дотянуть, -- мечтательно сказала Стелла. Воробьев свистнул и махнул рукой. -- Сказала тоже! Уносить ноги надо. Вот что. Сделать сбор и дерка! -- А какой сбор? -- 860! Вот какой! Так-то бы, Яша, подрали. Любо два! -- Собери! -- усмехнулся Гелотти. На время наступило молчание. За дощатой стеной уныло лились дождевые потоки. Вдруг хлопнула дверь, и у окошечка по казался нос, прикрытый козырьком гимназической фуражки. Стелла быстро отворила окошечко. -- Дайте два на галлерею! -- А мне четыре туда же! -- раздался за плечом носатого гимназиста звонкий голос. Стелла отрезала билеты и наклеила кусочки марок. -- С вас 64 коп., а с вас 1 руб. 28! Гимназисты заплатили и ушли. Стелла сказала: -- Вот и почин! -- И двух рублей не набрала, -- заметил Гелотти. -- Одно спасение теперь, -- вдруг сказал молчавший все время Воробьев. -- Сегодня среда? -- в воскресенье объявляю свой бенефис, и -- полный сбор! Придумал! Гелотти выпил рюмку и качнул головою: -- Так и повалят?! Воробьев кивнул. -- Повалят!--уверенно сказал он, -- я ее знаю, публику! Соберем и -- марш! Ты, Яша, составь афишку. Номера позабористее. Я -- воздушные полеты. Гелотти сунул в рот кусов колбасы и встал. -- Бенефис -- бенефисом, а деньги как? Я -- наплевать, а вот Павлуша с Митькой совсем голодные, да и Францу надо глотку заткнуть. -- Бери, -- махнув рукой, сказал Воробьев. -- Елена, дай пятерку! А афишу составь. Завтра говорить будем! -- Ладно! -- ответил Гелотти и вышел. На полутемной арене цирка прыгали Павлуша и Митька, известные публике за братьев Alex. -- Держи темпу правильно. Ну! раз, два, три! гоп! -- Митька прыгнул па подставленные Павлушкой руки, перевернулся в воздухе и с размаха ткнулся в живот Гелотти. -- Достал? -- спросил он тотчас. -- Рубль имеешь, -- ответил Гелотти, -- и ты, Павел! -- А мне? -- прохрипел из-за барьера Франц Тонти, показывающий на арене силу. -- И тебе! Вампа хочешь рубль? -- Понятно! -- отозвалась из ложи Мария Коровина, высокая, стройная брюнетка, -- кто от рубля откажется. -- И вот! -- сказал Гелотти, -- Матвей на воскресенье бенефис назначает. Говорит, сбор сделает. Так выпишите свои номера, а вечером мне дайте. -- Сделаешь тут полтора черта! -- засмеялась Вампа. -- Все равно. Бенефис, пусть бенефис! -- хрипло сказал Тонти, -- ты, Машка, молчи! -- Митька, идем! -- сделав последний прыжок, позвал Павлушка своего друга. Следом за ними ушли и остальные. Из конюшни вышел Ермолай и лениво стал убирать цирк к вечернему представлению... Воробьев вдруг повеселел. -- Небось, Елена, сбор будет. Бросим все, и марш! Стелла, дрожа, закуталась в платок. -- Пошли Ермолая за кипятком. Сдохнешь тут до бенефиса твоего!.. К окошечку опять подошли гимназисты. Только они и поддерживали...
II.
В пятницу, с раннего утра дождь мочил и ветер трепал расклеенные и прибитые по всему городу, громадные трехцветные афиши. Посредине, во всю их ширину был изображен мужчина в трико, летящий с невыразимой грацией с одной трапеции на другую; а сверху аршинными буквами, со знаками восклицания и указующими перстами, красная строка оповещала, что в воскресенье в цирке состоится прощальный бенефис "неустрашимого Гаэтано"; после чего следовало перечислений всех -ров программы; а на конце, -- опять красной строкой: "небывалый трюк или прыжок дьявола", и точка. Городская публика совершенно равнодушно проходила мимо афиш, но Воробьев не унывал и с такою уверенностью говорил о полном сборе, что она передалась и Гелотти, и всей труппе, возбудил их надежды и оживил их радостью. Вся компания дружно переносила до сих пор неудачу и входила в положение товарища-хозяина, но дальше тянуться становилось трудно. Беспечных братьев Алекс уже выселили из гостиницы, и они ночевали в цирке; Гелотти заложил последнюю имевшую ценность вещь -- теплое пальто -- и дрог в летнем; Францу уже не верили в буфете, а Вампа ухитрялась изворачиваться благодаря увлечению ею податного инспектора. Стефания -- совсем голодна, сам Воробьев со своей Стеллой заложили все своя золотые вещи. В этом спектакле было все их спасение и неудивительно, если с увлечением утомленных людей они ухватились за эту слабую надежду... По окончании обычного представления Воробьев осмотрел цирк, сосчитал выручку, которой оказалось 32 рубля, и пошел со Стеллой домой, в гостиницу "Бристоль". У себя в номере он переоделся и тотчас ушел, сказав Стелле: -- Ты не жди меня. Спи! Он спустился в нижние комнаты, где находился буфет. Гостиница "Бристоль" считалась лучшей в городе, и в ней всегда в полуночные часы можно было увидеть и гуляку-завсегдатая, и солидного семьянина, зашедшего поужинать из театра. Хозяин гостиницы, стоявший за прилавком, дружески кивнул Воробьеву, сказав: --
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »