зарезали, остальные к Афоне-фактору под крыло забились. Да только власти надумали наших и дальше прижимать. Одного из команды на торгу насмерть подрезали. Трое серьёзно раненых было. Со двора - вовсе не выходи. Так местные сами приходят! Разные... кади. С подкадушниками. Или правильнее - с подгадишниками?

Каждой чалме - в ноги кланяйся. Чуть что не так:

-- А! Гяур! Оскорбление пророка и правителя! В тюрьму!

Тут в Саксин пришёл Рябина. Все сразу духом воспрянули: не забыл нас Воевода, сща Аким быстренько басурман урезонит, всем нам облегчение выйдет! А фиг там - через три дня и Акима, и Афоню - в зиндан. Совсем тоска настала. Местные уже в открытую к себе в рабы зовут:

-- Я тебя хорошо продам, в богатом доме гулямом служить - сытно. А то в евнухи, ты ж ещё молодой, перетерпишь. А уж потом-то... Как сыр в масле! Давай быстро, пока не началось! Пока наши не пришли и сами силком не взяли.

Кого приманками приманивали, кого пугали, мозги дурили, в веру свою уговаривали, муллы через день в "русском квартале" проповедовали. Ребята хоть и перепугались да загрустили, но терпели.

Была надежда. Воевода своё никогда не отдаст - это ж все знают.

Глава 632

Ждали и дождались. Посреди ночи вдруг трахнуло-тибедохнуло - тревога.

Бздынь, здец и апокалипсис. "Наши в городе!". Подкидыш явился.

Вон он стоит, нос задравши. Волынский княжич, сын покойного Великого Князя Киевского, бывший Князь Новгородский. Ныне - князь Русской Хазарии.

Да уж, замысловато княжеская судьба поворачивается.

Не было никогда такого, а вот же - появилось. У Воеводы всегда так: что не возьми - небывальщина с невидальщиной. Что корабли наши, что, вот, князь этот.

Князь, но в ханстве. Русский. Но - Хазарский. Или правильнее: русский каган Саксинского ханства? Владимира Святого и Ярослава Мудрого - русскими каганами называли. А этого? Как правильно титуловать - они и сами ещё не поняли.

Хана прежнего убили, город взяли. Наших из ямы вытащили, обидчиков прежних... урезонили. Так ведь и не остановиться! У Подкидыша половина бойцов - новгородцы. Половина той половины - ушкуйники. Этим вообще: лишь бы резать да грабить.

Из местных все кто мог сбежать из Саксина - сбежали. Остальных... город сожжён, на иных пепелищах и нынче костяки неубранные лежат.

Потом зима пришла. Подвоза нет, запасы городские частью погибли, частью местные попрятали. Голодно и холодно. Нашим-то ничего, Аким с Афоней сразу начали "окапываться": набили "русский квартал" провиантом, топливом, тёплой одеждой. Все нормальные - злато-серебро, парчу-шелка у местных тянут, а наши зерно кулями, да овечек с сеном. Стену вокруг подправили, выбитые ворота заменили. Сразу подумали: "а что дальше будет?". Остальные... пока дошло...

У Подкидыша, кроме четырёх сотен бойцов, ещё вдвое душ разных было - мастера да слуги, бабы да дети. Всех надо кормить. Взять - только у местных. Ну, пошли брать. С жемчугов-самоцветов сыт да обогрет не будешь. Хотя и их конечно...

Восстание было. Два. Сперва ушкуйники бузу устроили, что им развернуться не дают. Потом местные: что их кибитки, на землю поставленные, на дрова ломают.

Повылезли разные муллы, дервиши... крики всякие. С помахиванием Кораном. Много народа собрали. Бельма повылупили, слюнями позабрызгивались, гневом попреисполнились. Повалили толпой на княжий двор.

Место знатное: прежде там хан жил. А ещё прежде, при хазарах - ихний каган-бек.

***

У хазар было два рода: цари от Ашина, и правители от Булана. Каган и каган-бек. Царь занимался делами священными, небесными, а правитель - мирскими, тварными. Вера в божественную силу царя приводила к тому, что в случае несчастья, происходившего со страной, его обвиняли в неудачах и смещали. Жизнь кагана была строго регламентирована - сплошные ритуалы и запреты. При возведении на престол его душили шёлковым шнуром, и он в полубессознательном состоянии должен был сам назвать число лет своего правления. По прошествии этого срока его убивали. Если же он называл непомерно большое число, его всё равно убивали по достижении сорокалетнего возраста - с возрастом божественная сила уходит.

Бек оказывал кагану почести. Входя к нему, становился на колени и держал в руках горящую ветвь. Каган жил в своём дворце, выезжал лишь раз в четыре месяца во главе торжественной процессии или в случае бедствий, постигающих страну.

***

Святослав-Барс тут всё, конечно, пожёг. Но стены кирпичные не горят. Дворец бека вроде крепости построен - стена крепкая вокруг. Её подновляли несколько раз при торках. Но невысока, башен нет. Пожалуй, и задавили бы волынцев. Голодный человек страха не имеет, он кушать хочет.

Тут Аким мятежникам в спину и ударил, выручил княжьих.

До тепла дотянули, чуть лёд сошёл - новая напасть. Шайки соседские пограбить являются. Разные рыболовы со здешних болот ночью подскочат и давай по окраинам шарпать. Сперва две-три лодочки, после - больше и больше. Пришли и встали. Наглые, как на своём двору. Дорезают и дограбляют. Лодочники-стервятники.

Местные криком кричат. Умоляют-обещают. Клянутся верой и правдой служить, в воле князя ходить. Зачинщиков мятежа, кто попрятался, выдали. Оружие, майно, кто сховал, отдали. Пришлось защищать.

Подкидыш конно с берега ударил. Разбойнички эти болотные назад, в лодки. А там уже Аким на наших ушкуях поджидает. Побили. С мертвяков ушей понарезали, в вязанки навязали да кое-кого из пленных с ними назад отправили. В родные селения. Как Воевода прежде на Стрелке делал.

Помогло: и саксинцев полонённых вернули, и лазить перестали.

Ждали орду какую из Степи. У Подкидыша и двух сотен нет, он уже и мирских своих, кто помоложе да покрепче, давай в дружину набирать. У Акима и потери меньше, и наших начал он в строй ставить, воинской науке учить - раньше. Сотни полторы, пожалуй, набирается. Но от орды, где тысячи всадников в бой идут, а ты не в крепости сидишь - не отбиться. Ждут-пождут... А нет никого.

Ближние-то, Поволжская орда да башкирды, от тифа повымерли. Дальним, от Яика или с Терека, идти далеко. В самую раннюю весну, пока по степи мокро да травы зелёной нет - у них свои дела, скотину из зимовки выводить надо. Всей ордой не ударить.

Шайки-то разные невеликие - через день. Подкидыш, говорят, сутками с коня не слезал. Но кто посуху приходил - всех побил. А с воды - Аким на ушкуях. Крепко помогал.

-- Ты, - говаривал он иному витязю, - ещё у отца в мудях пищал, а я на Вятичевом броде уже с лодок кыпчаков бивал.

"Отец чем детей делает, тем и жалеет" - русская народная мудрость.

Аким большинству русских витязей годился в отцы. Остальных просто считал недорослями. Ну и "жалел". Чем и как умел.

Чуть от этих отбились - прибегает лодочка с взморья.

-- Вай! Беда! Ширван дононма!