взглянуть на обстоятельства во всей их непростой и, если быть до конца откровенным, неприглядной полноте.

Вышедши из Египта, иудеи направились в Ханаан. За сравнительно короткое время пилигримы успели совершить два серьезных преступления пред Господом. Начальнику над народом Моше удалось смягчить гнев Бога мольбами и клятвами, и Он великодушно простил своим избранникам сотворение золотого идола. Прощая слабого, сильный становится еще сильнее. Ведь сердце Всевышнего — это почти безмерная глубь, на дне которой неизменно найдется прощение.

Давайте встанем не почву реальности: терпение Господа не беспредельно. Недостойное поведение лазутчиков, посланных разведать Святую Землю, а затем трусливо и бесчестно опорочивших ее, не было прощено Всевышним. Доколе извинять можно? Простив проступок — побуждаем к худшему. Так и вышло!

Туманят едкими слезами взор наш, мучительно терзают души современников невеселые итоги начала исхода. Вот эти итоги: племя обречено на долгие сорок лет скитаний в бесплодной пустыне, а всё старшее поколение лишено права вступить на землю родины. Тут поневоле предположишь, что, того и гляди, овладеет сыновьями порочное желание скорой смерти отцам. Говорят, пробный камень доблести — это бедствия. Неизбежно признать, однако, что действие оных губительно.

Продолжим трактование сложившихся обстоятельств. Тяготы скитаний коснулись всех беглецов, но в слишком разной степени, чтобы не укрепить зависть бедных к богатым, а слабых к сильным. Муки неустроенности и обманутые ожидания умножили нелады меж бедными и бедными, слабыми и слабыми. Чрезмерная отсрочка счастья удобрила почву вражды богатых с богатыми, сильных с сильными.

Сердца родных братьев Моше и Аарона полнились тревогой. Самим Господом оба они были поставлены над народом: один в материальной, другой — в духовной сфере. Но достойные сожаления инциденты, случившиеся с паствой, убавили уверенности в их душах, и земля под ногами перестала казаться им незыблемой. Ничего не поделаешь — неуверенность, тревога и забота — наш удел. А можно и по-другому сказать: именно так и случается, когда одни грешат, а другие за них каются.

Выражаясь современным языком, социальная напряженность в стане беженцев подошла к опасным пределам. Такое положение чревато бунтами, кровопролитием, беззаконными действиями и прочими катаклизмами.

Заметим к слову, что начальник над народом Моше и первосвященник Аарон слыли людьми не бедными. Кроме них в иудейском стане жительствовали еще несколько золотых мешков. Умеренное имущественное неравенство в общине возбуждало ропот, который, однако, мог бы быть приглушен, будь он вовремя услышан. Однако, говоря общо, нам следует признать: принимая неизбежность неравенства, мы даем шанс бесчинству самовластия.

К несчастью, присутствие среди беглецов феноменально богатого Кораха стало проклятием для беспокойного сообщества. То был дремлющий вулкан, готовый в любую минуту исторгнуть из своего нутра обжигающую, зловонную, несущую бедствия смертоносную лаву вражды всех со всеми. Случись извержение мнимо спящего вулкана — и братоубийственной войны было бы не избежать.

***

Воспитанный с детства на идее безусловного превосходства секретности над открытостью, приученный опасаться злобы врагов и зависти друзей, Корах старался скрыть до поры до времени факт своего внезапного обогащения. Оказавшись в пустыне, он первым делом побеспокоился о надежном тайнике, куда и запрятал свои сокровища.

Корах не болтал языком о своем богатстве, не хвастался перед менее состоятельными товарищами по скитальчеству. Корах уповал на то, что правда сама найдет путь наружу, и слух о его баснословном состоянии непременно распространится в народе.

Сокрытие истины порождает горы лжи. Меж собою люди станут горячо обсуждать его богатство, приукрашивать и раздувать, но никто не решится первым заговорить с ним об этом. Будут молча завидовать, гадать, откуда что взялось, подозревать в Корахе чудесную силу и, главное, бояться его. Ради последнего стоило умерить тщеславие, сомкнуть уста и терпеть молчание лет этак сорок.

В своем расчете на въедливую силу слухов Корах не ошибся. По косвенным признакам он понял, что народ посвящен в его тайну. Последней проведала о сокровищах мужа его жена Орпа. Удивительно, что женщина не оказалась в числе первых. Тем не менее сие есть доказанный исторический факт.

Нельзя исключить, что Орпа всё знала, но по некоторым, только ей известным соображениям, не обнаруживала своей осведомленности. Как бы там ни было, однако, иудейский фольклор настаивает, будто бы жена Кораха была глупа. Такое утверждение удачно вписывается в трактовку дальнейших событий в стане беженцев.

— Заходи, Корах, не прячься за дверью! Милости прошу, дражайший муженек, — крикнула из глубины шатра Орпа.

— Вот он я! Узнаешь, женушка? — воскликнул Корах храбрым голосом, внутренне содрогаясь от страха.

— Боже мой! На тебя напали разбойники? Что они сделали с тобой?

— Никто на меня не нападал! С чего это ты взяла? Да и какие тут в пустыне разбойники? А если и есть, то к чему им нападать на бедняка вроде меня?

— О твоей бедности разговор у нас впереди. А пока объясни толком, где твои волосы, и почему ты превратился в урода?

— Прошу выбирать выражения, женщина!

— Отвечай, кто оболванил тебя!

— Не оболванил, а постриг!

— Хорошо, кто постриг?

— Моше!

— Зачем? Он хочет выставить тебя людям на смех, что ли?

— Не забывай, Орпа, что твой муж — левит! Скоро придет моя очередь нести службу в скинии. Всякий входящий в храм Господа должен быть подобающе острижен.

— Перестань меня дурачить, Корах! Я докопаюсь до истины!

— Я истину тебе говорю, Орпа! Нельзя входить в храм заросшим, словно баран.

— Смешно и страшно глядеть на твою лысую голову!

— Небось левитовой моей десятине ты рада, и от подношений не отказываешься. Лысина — неизбежная плата!

— О, Боже! Тебе руки, ноги, грудь — все ободрали!

— Зато, душечка, я теперь гладкий! — пытался отшутиться Корах.

— Шутки твои не гладкие! Как я любила этот пушок! Прижмешься, бывало — и такая приятность сделается! А теперь что? Мерзость и позор!

— Тихо, сластолюбица! Люди могут услышать. Всякая новизна к лучшему!

— Ладно, посмотрим. А теперь поговорим о твоей бедности.

— Отчего не поговорить? Можно и об этом покалякать.

— Дошло до меня, что у тебя спрятан в пустыне огромный клад!

— Дошло, наконец-то? Как говорится, жена всегда узнаёт последней!

— Оставь свои грязные намеки! Рассказывай, откуда и сколько!

Будучи уверенным в неспособности