клиентов. Их поведение часто невозможно было объяснить. Вот, например, Филимонов. Любой нормальный человек на его месте обязательно обратил бы внимание на то, что предполагаемый собеседник не устроил скандал. И это после четырех часов ожидания. Вычеркнуть из жизни человека четыре часа считалось в приличном обществе недопустимым и объявлялось прямым оскорблением, тем более в День Напоминания. В конце концов, человечеству осталось существовать совсем немного, всего двадцать пять лет. И неразумно гадить человеку, к которому желаешь обратиться за помощью.

               Филимонов не пожелал извиниться, а на его месте любой мог догадаться, что человек, у которого отняли личное время, должен был, как следует, обругать его. И если сдерживается, значит, преследует личную выгоду. Но Филимонов привык думать только о себе. Проблемы других людей его не волновали. Так были воспитаны и прочие советники из Института Спасения. Интересный феномен. Петров давно о нем знал, и часто использовал при общении с капризными клиентами. Самовлюбленные люди — они как дети. Ими легко манипулировать.

               Филимонов с некоторым недоверием рассматривал Петрова, словно пытался оценить, целесообразно ли ему довериться? Годится ли для откровенного разговора? Не исключал он и того, что Петров обычный самозванец. Поэтому его, в первую очередь, волновало, не попытается ли Петров воспользоваться полученной информацией во вред клиенту. Но вспомнил, что репутация Петрова в институтском обществе и без того отрицательная, а значит, даже если тот начнет кому-то пересказывать содержание приватного разговора, к его словам никто не станет относиться серьезно.

               — Я слышал, что вы собираете информацию о странных событиях, объяснить которые современная система знаний не способна? Сомневаюсь, что это можно считать достойной работой, но все же…

               — Или не желает объяснять, чтобы не разрушить общепринятые научные представления, — вставил Петров автоматически, и сразу же пожалел об этом. Клиента нельзя раздражать резкими заявлениями.

               Но Филимонов не обратил внимания на реплику Петрова. Он был слишком занят личными проблемами, чтобы реагировать на бессмысленные, с его точки зрения, слова.

               — Странное занятие вы для себя выбрали. Но нельзя исключать, что в данном конкретном случае вы можете быть мне полезным. Как? Пока непонятно. Посмотрим. Я бы хотел рассказать вам одну странную историю, которая произошла вчера. Мне было бы неприятно, если о нашем разговоре узнают в Институте. Вы должны заверить, что наш разговор останется между нами. Дайте слово, что моя история останется тайной.

               — Клянусь.

               Филимонов рассмеялся. Это был странный смех, больше похожий на истерику, чем на проявление радости или удовлетворения.

               — Придется вам довериться. Сами понимаете — для меня это тяжелое решение.

               — Я не привык пересказывать людям чужие тайны. По крайней мере, пока.

               — И мне пока такие случаи неизвестны.

               — Так я пытаюсь позаботиться о своей выгоде.

               — До чего же я дошел, — сказал Филимонов, когда немножко успокоился. — Я вынужден поверить на слово человеку, который не вызывает у меня ни малейших симпатий.

               — Не так уж я и плох, — возразил Петров, он подумал, что немного иронии позволит разрядить ситуацию. — У меня есть несколько положительных качеств.

               — Вот как? Почему об этих качествах никто не знает? Поделитесь, если это не страшный секрет.

               — Я — тихий человек, занимаюсь фундаментальной наукой. Привык работать с подтвержденными фактами, а не с представлениями отдельных людей. Не стремлюсь к высоким постам и общественному признанию. Мне это не нужно. Трепетно и честно отношусь к своим клиентам. Разве этого мало?

               — Так себе достоинства. Но я уже решился обратиться к вам и отступать не собираюсь. Сейчас я расскажу свою историю. Вы можете высмеять меня, но я рассчитываю, что вы отнесетесь к моим словам серьезно. С другой стороны… Неприятно признаваться, но я не знаю, какая реакция для меня предпочтительнее. Наверное, мне будет спокойнее, если вы покрутите пальцем у виска и намекнете, что я свихнулся. Да, такая реакция устроила бы меня наилучшим образом.

               Он опять загрустил.

               Петрову стало по-настоящему интересно. Какие же ошибки совершил этот известный в своем сообществе человек, что решил обратиться за помощью к чужаку? Наверное, события, которые с ним произошли, действительно заслуживают внимания. Конечно, он пытался справиться сам, но не сумел. Более того, понял это — для советника большое достижение.

               Петров промолчал, только кивнул. Ему не хотелось спугнуть клиента. Пауза вышла недолгой.  Филимонов тяжело вздохнул и рассказал свою странную историю. У него получилось на удивление гладко, будто он уже давно готовился произнести заранее написанную, тщательно отредактированную и добросовестно заученную роль.

Иррациональное проявление Филимонова

               Филимонов занимал важный руководящий пост в Институте Спасения — совсем недавно эту организацию называли Академией наук. Переименование объяснили изменением цели исследований и разработок, что было разумно после объявления Конца Света. Филимонов занимался разработкой важных систем жизнеобеспечения для стандартных бункеров и убежищ, рассчитанных на размещение больших масс людей. Гарантированной надежды на спасение этот проект дать не мог, поскольку никто не представлял, как конкретно будет реализован Конец Света, и помогут ли людям подземные убежища, но попробовать, конечно, стоило.

               Это была удачная попытка. Если из нее выйдет толк, можно будет с гордостью сказать: «Мы попробовали и победили»! А если затея провалится, некому будет тыкать пальцем в исполнителей и требовать от них покаяния. Все умрут. И спасатели, и спасаемые. Однако слова: мы попробовали и сделали все, что могли, конечно, будет греть душу начальникам Института Спасения до последних мгновений их жизни.

               Петров немного сочувствовал Филимонову. Понятно, что человек, который подверг сомнению свои привычные представления об устройстве мира, переживает не самый лучший период своей жизни. Но ему было жалко и себя, поскольку догадывался, какая тяжелая и неблагодарная работа выпала на его долю. Проще общаться с человеком, с железными нервами. Но уверенные в себе люди к