где присутствовало не менее пятисот старшеклассников и преподавателей ВУЗов, она уверенно взошла на трибуну.

Ровно двадцать отведенных ей минут Тамара пространно рассуждала о науке и её роли в жизни страны, талантливых детях и их будущем, и даже о родном городе — обо всем понемногу и ни о чем конкретно. После ее выступления в моей голове не появилось ни одной дельной мысли:

— «Почему я так не умею? Мне надо хорошо знать предмет, о котором буду говорить» …

Но вернемся назад. Шел февраль семьдесят первого года. Я ждала первенца. Не сомневалась ни минуты — родится сын, но на всякий случай загадала: если девочка, то пусть будет с большими голубыми глазами и роскошными светлыми волосами.

— «Дочка — это потом — первый должен быть сын — старший брат и защитник» — думала я, но мой ангел-хранитель решил иначе, посмеявшись над самоуверенностью молодости — родилась дочь.

Проснувшись наутро после родов, слышу всхлипывания с соседней кровати.

— Эй! Ты чего ревешь?

— Хотела мальчика, а родилась девочка!

И тут, вспомнив, что у меня такое же «горе», расстроилась и сама. Поднялся переполох, прибежал врач:

— По какому поводу рев?

— Хотели сыновей, а родились дочери!

— Господи, образумь этих глупышек! — воздел к небесам руки доктор, — да вы знаете, какие красавицы ваши девчата? Ручки-ножки целые, все пальчики на месте, никаких родимых пятен — беленькие, гладенькие, просто загляденье! А вы, дурочки, ревете — за пацанами приходите в следующий раз!

Потом нянечка принесла мою девочку — туго спеленатую куклешку в чепчике. Я впервые видела новорожденного ребенка — и это был мой ребенок! Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять — это Ирочка.

— Эва-эва-эва! — канючила-ворчала маленькая дочь, и я, забыв про желанного сына, была абсолютно счастлива.

Шли годы, Ирочка росла прелестным ребенком. Огромные голубые глазищи в обрамлении длинных пушистых ресниц — как и загадывала. Светлые волосы переливались на солнце золотом — как и мечталось! Мимо этой куколки спокойно пройти не мог никто, бабки даже ворчали, глядя на роскошный хвост, завязанный на затылке:

— Мамочка, зачем издеваешься над ребенком, такую куделю прицепила!

Я развязывала бант, и пшеничные локоны падали трехлетней дочурке до колен…

В тот вечер по дороге из детского садика мы Ирочкой зашли в магазин, и там, на самом видном месте, увидели большую куклу.

Что это была за кукла — загляденье! В розовом летящем платьице, с белокурыми волосами и голубыми глазами — ну полное подобие моей девочки — она смотрела на нас и улыбалась. Ребенок даже задохнулся от такой красоты, но я только что предупредила:

— Ничего не проси, до зарплаты еще два дня, возьмем только молоко.

Дочь, застыв перед такой замечательной куклой, опустила голубые — отцовские — глазки, и, ковыряя носком белой туфельки деревянные полы магазина, мечтательно выдохнула:

— Эх, вот бы мне такую Соньку! — я обомлела:

— «Даже имя уже придумала!» — сердце не выдержало, и мы побежали домой за деньгами. Заначка, четвертая часть зарплаты, была последней, но что значат шестьдесят восемь рублей перед счастливым смехом маленькой девочки, когда она получила свою Соньку?

Со свекрами, в постоянных придирках и скандалах, мы прожили лет семь. Игорь, продвигаясь по карьерной лестнице, уже был заведующим отделом Городского комитета комсомола, я все еще работала в школе — учила детишек математике.

Но однажды за завтраком муж обронил:

— У нас в Горкоме образовалась свободная квартира — но очень далеко — на окраине Красноармейского района, в Заканалье.

— Как это «свободная»? — опешила я.

— Кому не предлагают, все отказываются — даже уборщица не берет, — пожал тот плечами.

— Почему?

— Квартира однокомнатная и далеко от центра.

— А ты что, тоже можешь ее получить? — осторожно спросила я.

Муж взглянул с ноткой легкого презрения:

— Могу, но зачем? Ведь она — повторяю для особо одаренных! — на самом краю города.

И тут меня прорвало! Битый час я втолковывала этому идиоту, как устала жить под постоянным оком сварливой свекрови, как хочется иметь собственное жилье — повесить на окна светлые занавесочки, поставить в угол телевизор, а на тумбочку синюю вазочку — свою синюю вазочку! Но получить квартиру нам не светит — жилплощади свекра хватает на всех с лихвой.

Наконец Игорь все понял и вечером положил на стол ордер — такую маленькую бумажечку, дающую право на вселение «…в квартиру № 53 по улице Фадеева, 12».

Я на радостях достала из шкафчика позолоченые часы — плоские, стильные, приготовленные к его дню рождения:

— Это тебе, мой дорогой, ты заслужил такой подарок!

Игорь посмотрел на свои руки, довольно улыбнулся:

— А что? Они теперь всегда чистые!

Вскоре мы переселились в полученную квартиру — вот где было счастье! Я быстро нашла работу — в школе недалеко от дома. Игорю же приходилось вставать в шесть утра, бежать на электричку и «пиликать» более часа в свой Областной комитет комсомола, где он теперь работал.

В моей семье, с тех пор как муж стал видным комсомольским вожаком, периодически возникали споры о бесполезности этой организации для простого человека:

— Вот я, рядовая комсомолка, учитель средней школы, не имею никакой отдачи, только ежемесячно сдаю взносы.

А тот смеялся, уводя разговор совсем в другую сторону:

— Но ты же не «рядовая комсомолка» — ты моя жена!

— Понимаю — колбаса «сервелат», шпроты, сгущенка, конфеты «Белочка» на нашем столе бывают только благодаря твоей должности.

— Пользуйтесь на здоровье благами комсомольской «верхушки», — ехидничал он.

И действительно, каждую неделю Игорь приносил пайки с деликатесами — в магазинах в те времена такого и в помине не было. Мы отдыхали в лучших номерах правительственных санаториев — летом в Сочи, зимой в Кисловодске, я уж не гворю о билетах на самолет или поезд — достать их в те времена было очень проблематично. А муж спокойно заходил в Обком КПСС, показывал дежурному у входных дверей свое красненькое служебное удостоверение и отправлялся на первый этаж — вторая дверь направо — «касса»:

— Жена с дочерью собрались к теще, — объяснял он девчонке-кассирше, — дай два билета на завтра — на самолет в Ставрополь.

— Любая прихоть — за ваши деньги, — улыбалась та и выписывала билеты, котрых в обычной кассе Аэрофлота не было на месяц вперед.

Но иногда, желая наглядно показать свое превосходство, Игорь вредничал:

— Почему мы не можем пройти в спец-зал? Там я смогу положить ребенка на мягкие сидения, — устав держать