«прискорбное» воздействие это ни производило на остальных, в том числе и на народ Англии. Смита интересовало «богатство народов», но он считал, что «национальный интерес» это в значительной степени иллюзия: в рамках на ции наблюдается острый конфликт между интересами, и для понимания политики и ее последствий нам следует спрашивать, где находится власть и как она реализуется. Впоследствии подобный анализ стали называть классовым анализом.

«Главными архитекторами» неолиберального «Вашингтонского консенсуса» являются хозяева частной экономики, преимущественно гигантские корпорации, контролирующие значительную часть международного хозяйства и обладающие средствами, позволяющими им как определять политику, так и формировать мысли и мнения людей. В этой системе США по вполне очевидным причинам играют особую роль. По словам историка дипломатии Джеральда Хейнса, к тому же старшего историка ЦРУ, «после Второй мировой войны Соединенные Штаты ради собственной выгоды взяли на себя ответственность за благополучие мировой капиталистической системы». Хейнс имеет в виду то, что он называет «американизацией Бразилии», но лишь как частный случай. И слова его достаточно верны.

Экономика США стала ведущей в мире задолго до Второй мировой войны, а в годы войны она процветала, тогда как ее соперники оказались резко ослабленными. Скоординированная государством экономика военного времени в конечном счете проявила способность преодолеть Великую Депрессию. К концу войны Соединенные Штаты обладали половиной мировых богатств и положением державы, не имеющим исторических прецедентов. Естественно, что «главные архитекторы» этой политики намеревались воспользоваться этим могуществом, чтобы создать глобальную систему ради собственных интересов.

Документы, составленные в высших эшелонах американской администрации, в качестве первостепенной угрозы этим интересам рассматривают, особенно в Латинской Америке, «радикальные» и «националистические режимы», которые якобы несут ответственность за навязывание народу политики, направленной на «немедленное повышение низкого жизненного уровня масс» и на поощрение экономического развития, нацеленного на удовлетворение внутренних потребностей страны. Эти тенденции вступают в конфликт с потребностью в «политическом и экономическом климате, благоприятствующем частным инвестициям», гарантирующем вывоз прибылей и «защиту нашего сырья» нашего, даже если его добывают в других странах. По этим причинам влиятельный разработчик планов Джордж Кеннан посоветовал нам «прекратить разговоры о смутных и нереальных целях вроде прав человека, повышения жизненного уровня и демократизации» и «действовать с помощью непосредственных силовых концепций, не стесняя себя идеалистическими лозунгами» об «альтруизме и облагодетельствовании мира», хотя такие лозунги хороши и даже обязательны в публичных речах.

Я цитирую секретный отчет, который в принципе теперь доступен, но почти неизвестен ни широкой публике, ни интеллектуальному сообществу.

«Радикальный национализм» нетерпим сам по себе, но он также представляет «угрозу стабильности» в более широком смысле другая фраза со специфическим значением. Когда Вашингтон готовился к свержению первого демократического правительства Гватемалы в 1954 году, Госдепартамент официально предупреждал, что Гватемала «превратилась в растущую угрозу для стабильности Гондураса и Сальвадора. Ее аграрная реформа является мощным пропагандистским оружием, ее обширная социальная программа помощи рабочим и крестьянам в победоносной борьбе против господствующих классов и крупных иностранных предприятий чрезвычайно привлекательна для населения центральноамериканских соседей, у которых преобладают те же условия». «Стабильность» означает безопасность для «господствующих классов и крупных иностранных предприятий», чье благополучие надо сохранить.

Такие угрозы «благополучию мировой капиталистической системы» оправдывают террор и подрывную деятельность ради восстановления «стабильности». Одной из первейших задач ЦРУ было участие в широкомасштабных усилиях по подрыву демократии в Италии в 1948 году, где опасались «неправильного» исхода выборов, и если бы подрывная деятельность провалилась, планировалась прямая военная интервенция. Это описывалось как усилия «по стабилизации Италии». Ради достижения «стабильности» можно даже «заниматься дестабилизацией». Так, редактор полуофициального журнала «Форин афферз» поясняет, что Вашингтону пришлось «дестабилизировать свободно избранное марксистское правительство в Чили», поскольку «мы были полны решимости искать стабильности». Имея подходящее образование, можно справиться с явным противоречием.

Националистические режимы, которые угрожают «стабильности», зачастую называли «гнилыми яблоками», которые могут «испортить весь уро жай», или же «вирусами», которые могут заразить другие государства. Италия в 1948 году лишь один пример. Двадцать пять лет спустя Генри Киссинджер описывал Чили как «вирус», способный распространить неправильные послания о возможностях социальных изменений, заражая других, вплоть до самой Италии, все еще «нестабильной», даже несмотря на осуществление многолетних крупных программ ЦРУ, направленных на подрыв итальянской демократии. Вирусы надо уничтожать, защищая другие государства от инфекции; самым действенным средством решения обеих задач зачастую служит насилие, оставляющее за собой отвратительный след массовых убийств, террора, пыток и разорения.

В секретном послевоенном планировании каждой части света отводилась особая роль. Так, «основной функцией» Юго-Восточной Азии была поставка сырья для индустриальных держав. Африку должна была «эксплуатировать» Европа ради собственного восстановления. И так далее по всему миру.

В Латинской Америке Вашингтон ожидал, что окажется способным провести в жизнь доктрину Монро, но опять-таки в специфическом смысле. Президент Вильсон, известный своим идеализмом и высокими моральными принципами, втайне согласился с тем, что «в своем отстаивании доктрины Монро США учитывают собственные интересы». Интересы же Латинской Америки попросту «несущественны», это не наша забота. Он признавал, что «может показаться, будто это основано на одном лишь эгоизме», но считал, что у этой доктрины «нет более высоких или благородных мотивов». Соединенные Штаты стремились вытеснить своих тради ционных соперников, Англию и Францию, и создать под собственным контролем региональный альянс, которому предстояло выделиться из мировой системы, где