и увидела прижатое к стеклу бледное лицо и глаза, напряженно вглядывающиеся внутрь.
Пока они как зачарованные смотрели, не в силах двинуться с места, лихорадочно блестевшие глаза потухли и стоявшая за окном фигура бессильно рухнула на землю.
— Это Эстер! — воскликнули оба в один голос.
Они выбежали во двор. Перед ними, словно груда цветных тряпок, лежала мертвая или потерявшая сознание несчастная растоптанная Бабочка — когда-то чистая душой и телом Эстер.
Она пришла, чтобы перед смертью еще раз бросить взгляд на места, где прошли светлые годы ее юности. Так раненый олень из последних сил стремится достигнуть зеленой прохлады родного логовища, чтобы там умереть.
Они не могли понять, жива она или нет. К ним подошли Джеб и Маргарет. Джеб сказал, что пульс Эстер еще немного бьется. Они перенесли ее наверх и уложили в постель Мэри, не решаясь даже раздеть ее, чтобы каким-нибудь неловким движением не спугнуть угасающую жизнь. Но все было напрасно.
Около полуночи Эстер раскрыла глаза и обвела взглядом эту, такую знакомую, комнату; Джеб Лег, стоя на коленях рядом с ее изголовьем, горячо молился за нее, но тут он умолк, заметив ее возбужденный вид. Внезапно она резким, судорожным движением села в кровати.
— Так, значит, это был только сон? — спросила она растерянно. Затем ее рука привычным движением, точным даже в этот страшный час смерти, потянулась к спрятанному на груди медальону, и, нащупав его, она поняла, что все выпавшее на ее долю с тех пор, как она последний раз чистой девушкой спала на этой постели, было правдой.
Она вновь откинулась на подушки и больше не произнесла ни слова. Медальон с волосами своего ребенка она все еще держала в руке и несколько раз прижимала его к губам в долгом, нежном поцелуе. Пока у нее хватало сил, она тихо плакала, а потом умерла.
Ее похоронили в той же могиле, где уже лежал Джон Бартон. И они лежат там, без имени, даже без инициалов и без дат смерти. На камне, под которым покоятся останки страдальцев, высечены только эти строки:
Затем слышится восторженный визг Джонни. Бабушка несет его к дверям и торжествует, когда Джонни, несмотря на уговоры матери, не хочет уходить с ее рук.
— Почта из Англии! Это из-за нее я задержался!
— Ах, Джем, Джем! Не держи их так крепко! Что же в них написано?
— Хорошие новости! Ну-ка, угадай, что именно?
— Скажи скорей! Я не могу угадать! — просит Мэри.
— Значит, ты сдаешься, да? А что скажешь ты, мама?
Джейн Уилсон на мгновение задумывается.
— Уилл и Маргарет поженились? — спрашивает она.
— Нет, но скоро поженятся! Значит, наша старушка куда сообразительнее молодой. Ну-ка, ну-ка, Мэри, попробуй же догадаться!
Он многозначительно прикрыл ладонью глаза мальчика, но тот оттолкнул его руку, заявив:
— Не визу!
Джем убрал руку и сказал:
— Ну вот! Теперь Джонни видит. Догадываешься, Мэри?
— Маргарет вылечили, и она теперь видит!
— Да. Ее вылечили, она видит не хуже, чем прежде. Ее свадьба с Уиллом назначена на двадцать пятое число этого месяца, и Уилл в следующее плавание привезет ее сюда. Джеб Лег тоже собирается приехать — не для того, чтобы повидать тебя, Мэри, или тебя, мама, или тебя, мой маленький герой. — Он поцеловал сына. — Он едет для того, чтобы собрать коллекцию канадских насекомых, пишет Уилл. Как видишь, мама, уховертки ему дороже всего!
— Милый Джеб Лег! — мягко и убежденно сказала Мэри.
«Псалом 102, стихи 8–9. Щедр и милостив Господь. Не до конца гневается и не вовек негодует».Я вижу длинный и низкий деревянный дом, где достаточно простора и света. Старый дремучий лес вырублен на много миль кругом, и лишь одно могучее дерево осеняет крышу дома. Возле него разбит цветник, а за ним простирается большой фруктовый сад. Кругом пылают краски теплой и мягкой осени, и сердце замирает при виде этой пышной красоты. У двери дома, глядя в сторону города, стоит Мэри, ожидая возвращения мужа с работы. Она ожидает и, улыбаясь, слушает:
Ну-ка, хлопайте в ладоши!
Папа слив, таких хороших,
Нам принес в кармане,
А для Джонни — пряник!