обладающим талантом с поразительной самоуверенностью порождать плохие стихи. А со мной он побывал в таком месте, которое мало кто видел.

– Я и сам смог бы добраться туда, – заговорил Вор. Казалось, его голос доносится из глубокой ямы где-то под кроватью. Комнату к этому времени так затянуло дымом, что стены исчезли из виду. У меня перед глазами мелькали красные вспышки, от которых все сильнее болела голова.

– Ты не смог бы попасть туда без меня, – возразил Кощей. – А я не мог бы отправиться туда без тебя. Таковы условия контракта. Всегда заключается контракт. – Он пристально глядел на нас с Дэви сквозь сгущающийся туман. – Я получил так мало по сравнению с тем, что дал. Вам, джентльмены, не стоит мне завидовать.

– Я сам сделал выбор. Я так сильно этого хотел, и он показал мне как. Идите в задницу, вы оба. Вы понятия не имеете, что он для меня сделал! – воскликнул Вор.

– Ты совсем одурел или слишком болен, ты не понимаешь, чего ты хочешь, – сказал Дэви.

– Я больше ничего не хочу, – буркнул Вор, закрыл глаза и натянул простыню до подбородка. Его кровать походила на катафалк, плывущий в подсвеченном алым светом дыму.

– Вот видите, – сказал Кощей. – Вы, джентльмены, ничего не можете…

Дэви выстрелил в него. Вспышка от выстрела осветила комнату, на миг сделав все материальным и ясно различимым. Кощей метнулся к двери, а Дэви выстрелил в него еще раз, и он осел на пол, кровь была на его белом лице и на его руке, когда он отнял ее от груди. Он поднял на Дэви взгляд, улыбаясь, и Дэви выстрелил в него еще пять раз, а затем отшвырнул ружье. Его он тоже купил этим утром, в пабе в Далстоне.

Кощей закашлялся, выплюнув струйку крови, прикрыл рот ладонью и снова закашлялся. Что-то поднималось по его белому горлу: он выплюнул на ладонь пули, подержал, уронил на ковер и захохотал.

И тут мы оба двинулись на него, подгоняемые злостью, страхом и отчаянием. Дэви с такой силой ударил Кощея охотничьим ножом, что лезвие прошло сквозь плечо и воткнулось в раму двери. Я со всего размаху врезал ему снизу в челюсть, и он вырубился.

Мы с Дэви переглянулись, оба дышали тяжело, оба были забрызганы кровью Кощея. Затем я отвернулся, и меня стошнило.

– Надо его прикончить, – предложил Дэви неуверенно. – Перерезать ему глотку. Размозжить ему череп.

– Я к этому не готов, – мотнул я головой. – Кроме того, застрелить его не удалось, так что, наверное, и все остальное не получится.

– Ага. Поэтому приступаем к плану «Б».

Мы выдернули из Кощея нож, затащили тело на кровать и завернули его в пропитанное кровью бархатное покрывало, туго обмотали электрическим проводом. Дым клубился над нами, мы задыхались в едких испарениях. Дэви затолкнул Кощею в пищевод трубку и сунул в зубы пластиковую воронку; я вливал через воронку смесь из гербицида и хлорной извести, пока она не потекла у него из носа, смешанная с кровавой жижей. Затем мы завернули его в черный полиэтилен и покатили тяжелый сверток вниз по ступеням.

От сырого холодного воздуха я начал приходить в себя. Когда мы заталкивали нашу жертву в фургон, я сказал:

– Надо бы вернуться за Вором.

– Я позвоню в «скорую», – сказал Дэви.

Он набрал 999, когда я заводил машину, назвал им адрес Вора, когда я выруливал на дорогу, и вышвырнул мобильный телефон в окно, когда мы застряли в плотном потоке машин перед отелем «Швейцарский Коттедж». Мы ехали с опушенными стеклами, и в голове у меня начало прояснятся, пока я полз в пробке на Юстон-роуд.

– Парни из «скорой помощи» увидят кровь, – сказал я. – И еще они найдут Жабу. Найдут его тело.

– Грабители. Была драка, негодяи давно скрылись.

– Вор нас видел.

– У Вора мозги набекрень. Что бы он ни сказал, ему не поверят. Когда мы вернемся, я позабочусь о дальнейшем, привлеку к делу Роя. Но сначала избавимся от этого мешка с дерьмом.

Мы поехали на восток через Шоредитч, через Сити (там был жуткий момент, когда дежурный полицейский на одном из пропускных пунктов пристально посмотрел на наш фургон, но все-таки не остановил), потом по шоссе А13, квадратная башня на Канари-Ворф поворачивалась к нам разными сторонами в сплетении узких дорог под георгианскими террасами; плотный поток машин на освещенной фонарями трассе и объездной дороге вокруг Дагенхема начал редеть, когда мы миновали туннель Блэкуолл и нарыв «Купола Тысячелетия».

Мы разговаривали, вспоминая момент нападения, шутили по поводу сожженных мостов, мы знали, что с «Жидким телевидением» покончено, знали, что с нашей дружбой, скорее всего, тоже. Черный полиэтиленовый сверток в человеческий рост тяжело перекатывался взад и вперед у нас за спиной, как какая-нибудь подгнившая египетская мумия. Мы проехали через Хорн-Черч и свернули на временную дорогу, протянувшуюся по вересковым пустошам Рейнхэма, миновали мрачные склады, обнесенные высоким проволочным забором, выехали на пустынный мол.

Река лежала ровная и темная под низко нависающими облаками, до сих пор подсвеченными догорающим закатом. В свете фар нашего фургона мы подтащили тяжелый сверток к концу бетонного причала и кинули в воду.

Он шумно плюхнулся, пошел вниз, всплыл, увлекаемый течением. И тут воздух, который удерживал сверток на плаву, вырвался наружу, и черный пластик упал с лица трупа, прежде чем тот ушел на дно.

Это был не Кощей. Он показал напоследок еще один фокус. Бледное лицо, погружающееся в толщу мерцающей черной воды, принадлежало Вору.

Мы с Дэви ехали обратно в молчании. Фургон бросили у станции «Бау-Тьюб», ключ зажигания оставили на месте в надежде, что фургоном соблазнятся какие-нибудь подростки, любители покататься на чужой машине, в молчании доехали до города, в молчании расстались.

С того дня я ни разу не видел Дэви.

Я уже больше месяца не выхожу из квартиры, заказанную через Интернет еду и выпивку мне приносят под дверь. Я отважился на вылазку один только раз, до ближайшего угла, где скупил у малолетних торговцев все дозы кокса и героина, которые у них были.

Но вряд ли мне удастся отсидеться.

Я дважды видел Кощея.

Один раз, когда бездумно переключал телевизионные каналы, он мелькнул в новостях MTV, в репортаже о каком-то певце, новой звезде фолк-рока. Он стоял сбоку от сцены в пабе, выделяясь на фоне возбужденной девичьей аудитории.

И второй раз вчера, на площадке перед моей квартирой, его белое лицо блестело в свете дежурной лампочки, когда он улыбнулся мне, прежде чем шагнуть в тьму за перилами.

Я знаю, он вернется. Он всегда возвращается завершить то, что начал.