Бранислав Нушич Перепись населения

Подумайте только, я тоже участвую в переписи белградского населения, и вчера целый день мне пришлось разносить по домам переписные листы. Мне очень понравилось это занятие, так понравилось, что я согласился бы все время переписывать население. Чего только не услышишь и не увидишь, особенно если попадется подходящий квартал и интересная улица, какие достались мне.

Захожу в дом номер семь. Пожилая сухощавая женщина чистит морковку, перед тем как опустить ее в суп. Я говорю ей, что пришел для переписи. Женщина вздрагивает, бледнеет, и морковка валится у нее из рук.

– У нас нечего переписывать. Все вещи записаны на мое имя, я могу показать вам постановление суда. Все это имущество – мое приданое.

– Но, сударыня, я говорю совсем о другом. Кто ваш муж;? – начал я ласково.

– Бывший чиновник, – отвечает женщина.

– Отдайте ему, пожалуйста, вот этот переписной лист, а уж он, наверное, знает, что надо сделать, я же приду второго января.

– Придете второго января, чтобы забрать вещи, я отлично знаю. Нет, не возьму лист. Я уже один раз взяла какую-то бумагу из общины, так муж чуть не убил меня… Не возьму!

– Но, сударыня, вещи здесь ни при чем, это же перепись!

– Перепись, конечно…

– Да нет, подождите же… населения. Вот вы, например, должны записать и себя…

– А за чьи долги?

– Да не за долги!

– Тогда для армии?

– Да нет, сударыня, погодите, ей-богу, я вам все объясню…

С большим трудом я растолковал ей, в чем дело, сунул в руку переписной лист и что есть духу помчался прочь.

Дом номер девять.

Опять женщина. Сильная, здоровая, рослая, кажется вот возьмет тебя, поднимет и опять поставит на землю, а ты и пикнуть не успеешь.

Сразу было видно, что эта женщина имела дело с властями и хорошо разбирается в официальных делах. Как только я сказал о причине своего прихода, она все поняла, взяла лист и только добавила:

– Заранее предупреждаю вас, сударь, что мужа я вписывать не стану.

– Почему, скажите, пожалуйста?

– Да так, не стану вписывать, и все. Я его и мужем-то больше не считаю.

– Это другое дело, сударыня, по этому поводу вы в консистории^[1] объясняйтесь.

– Э, нет, мне консистория ничего плохого не сделала, чтобы с ней объясняться, а вот с ним-то я поговорю.

– Но, сударыня, ведь он же глава дома.

– Боже упаси, глава дома – я! – отвечает она решительно.

– Но он здесь живет.

– Да, – говорит она, – но его нет уже три дня. Где-то кутил, а теперь боится идти домой. Он знает, что я прибью его, как нашкодившего кота.

– Прекрасно, ваше право отколотить мужа, но вписать его вы обязаны. Вот вам лист.

Она взяла лист.

– Хорошо, оставьте лист, но предупреждаю заранее, что его я вписывать не стану и где раньше писала о нем как о муже – вычеркну, сотру. Да и его самого не худо бы стереть с лица земли, пусть только вернется!

Дом номер одиннадцать.

Двери были заперты. Я постучал и услышал восклицание «ой», какую-то возню, затем дверь осторожно открыли.

Передо мной стоит молодая красивая женщина, ну, просто пальчики оближешь.

Она взволнована, очень взволнована. Комната, в которую она меня пригласила, соединяется с другой, и я слышу, как там что-то упало. На полу я замечаю офицерскую фуражку и сразу понимаю, б чем дело.

Я усаживаюсь на стул, хотя хозяйка и не предлагает мне сесть. Такие ситуации мне особенно нравятся.

Развернув переписной лист, не спеша объясняю госпоже, как его заполняют.

– Обратите внимание, сударыня, здесь имеются два очень важных пункта. Первый – где находится член семьи, которого случайно в день переписи не оказалось дома. И другой – где проживает постоянно лицо, которое во время переписи случайно оказалось здесь.

Хозяйка меняется в лице.

– Итак, – продолжаю я объяснять с изысканной любезностью, – в ответ на первый вопрос вы, скажем, напишите, что вашего мужа нет дома. Его ведь нет здесь, не правда ли?

– Да, мой муж в отъезде.

– Именно так я и подумал. А в этой графе вы должны написать имя лица, которое в данный момент случайно оказалось в вашем доме.

– О! – произнесла хозяйка и побледнела как смерть.

– Вот, прочтите сами содержание пункта номер пятнадцать.

– Знаю, но… он сейчас уйдет, – говорит перепуганная женщина и показывает рукой на комнату, в которой что-то упало.

– Вот и прекрасно, – говорю я, прощаюсь и ухожу, чтобы дать возможность «тому, кто оказался случайно в доме в день переписи», удалиться.

А второго января, сразу после Нового года, я пошел по домам, чтобы собрать заполненные листы.

Я собрал двадцать один лист, и мне сразу бросился в глаза лист с порядковым номером четыре. В качестве главы семьи в нем была записана Маца Петровичка; в конце листа как лицо, заполнившее его и глава семьи, опять подписалась та же Маца.

Между тем, под номером два был записан Йоца Петрович. В графе, кем он приходится главе семьи, написано муж, и в графе «профессия» также написано, что основное занятие Йоцы – муж.

Иду к госпоже Маце, главе дома, объясняться.

– Скажите, пожалуйста, вы замужем?

– Да, сударь!

– Тогда вы неправильно заполнили лист.

– Почему? – выпятила грудь Маца.

– Ваш муж: как глава семьи должен быть записан первым.

– Ну уж нет, – говорит Маца, – глава семьи – я. Я плачу за квартиру, я веду хозяйство, я зарабатываю, я содержу его.

– Ладно, а чем занимается ваш муж?

– Ничем, сударь, вот только этим, что я записала. Это у него и основное и побочное занятие.

Напрасно я пытался убедить Мацу, главу семьи, изменить порядок в листе, она так и не согласилась переделать.

Лист номер семь заполнила молодая женщина. Она недавно развелась с мужем. Она написала только имя и фамилию, а на все остальные вопросы не ответила.

Я вынужден был пойти к ней.

– Сударыня, вы не написали, сколько вам лет.

– Хочу, чтобы вы сами заполнили эту графу, – сказала она кокетливо.

– Хорошо, пожалуйста, я сделаю это с удовольствием. Сколько же вам лет?

– Ха… а вы сами определите, – вызывающе отвечает она.

– Сударыня, вы обязаны сказать мне.

– Ну уж нет, – решительно возражает женщина, – я еще никогда не говорила официальным лицам, сколько мне лет. Меня не раз из-за всяких интриг допрашивали в участке, и то я не сказала свой возраст. Писаря сами определяли. Я и в консистории не сказала, там определили попы.

– Но в данном случае нельзя, да я и не умею угадывать возраст.

– Ах, повеса, накажи вас бог, думаете, я по глазам не вижу?

Что мне после этого оставалось делать! Чтобы не уронить достоинства государственного переписчика, я зажмурил глаза и написал – двадцать один.

В лист номер девять были записаны только