поведала полисменам свою историю в пыльном маленьком офисе на Мензис-стрит.

– Я п-поехала на велосипеде вскоре после полудня. Он продиктовал шесть писем, которые я тут же отпечатала. Это были деловые письма. Нет, я не обратила внимания на адреса.

– А вы не помните, о чем были письма?

– Нет. Обычные д-деловые письма.

– Продолжайте, мисс.

– Мы находились в гостиной. Портьеры на окнах были почти задернуты, и он сидел в тени. Миссис Бенедикт время от времени забегала в комнату, чтобы поцеловать его. Мне было очень неловко. Когда я уходила, мистер Бенедикт велел мне оставить письма открытыми, сказав, что сам их отправит.

Роджер Бьюли заплатил машинистке фальшивым десятишиллинговым банкнотом.

Мастерс не сомневался, что он сделал это не нарочно. Это стало тем непредвиденным случаем, который рано или поздно происходит с любым убийцей, если полиции хватает терпения ждать. Но его последствия оказались весьма серьезными для веснушчатой рыжеволосой девушки, которая теперь дрожала, сидя за машинкой и нажимая на клавиши, словно они придавали ей смелости.

– Я была в б-бешенстве, – тряхнула головой мисс Лайонс. – Я обнаружила это, только зайдя в бар на Эспланаде в половине десятого вечера, тут же села на велосипед и поехала туда, чтобы сообщить ему об этом.

Вечер был теплый. И на небе светила луна. Подъехав к бунгало, мисс Лайонс почувствовала, что ее смелости изрядно поубавилось.

По какой причине? В общем, ни по какой. Просто было уже около десяти, в доме не горел свет, и ее миссия начала казаться нелепой. Знай она, что два констебля, Харрис и Питерсон, наблюдают за бунгало, все могло бы сложиться по-другому.

В качестве компромисса мисс Лайонс прислонила велосипед к столбу ворот, прошла по дорожке и нажала кнопку звонка. Ответа не последовало. Удивляться не приходилось, так как звонок не работал. Но мисс Лайонс вновь ощутила гнев при виде света за неплотно задернутыми портьерами в окне справа от двери.

Свет горел в гостиной. Движимая естественным человеческим любопытством, свойственным всем нам, Милдред Лайонс встала на цыпочки, заглянула внутрь и застыла как вкопанная.

В комнате горела масляная лампа, свисающая с потолка под желтым абажуром. Пламя было тусклым.

На кушетке у стены лежало тело миссис Бенедикт – ее одежда была в беспорядке, чулок порван, одна туфля упала. Женщина была мертва. Ее, несомненно, задушили, так как лицо распухло и посинело, а на шее виднелась багровая складка. Роджер Бьюли, тяжело дыша, стоял посреди комнаты, зажигая сигарету.

Если бы мисс Лайонс в тот момент закричала…

Но она была не способна на это. Ей до сих пор мерещился убийца, успокаивающий себя табаком при зловещем тусклом свете.

Повернувшись как сомнамбула, мисс Лайонс подошла к воротам, села на велосипед и медленно поехала прочь. Оказавшись на солидном расстоянии от бунгало, она начала вращать педали как безумная. Она не собиралась ничего никому рассказывать и не стала бы этого делать, если бы бдительные полисмены сами не пришли осведомиться, что ей понадобилось в бунгало.

Сделав это признание, Милдред Лайонс закатила истерику. Старший инспектор Мастерс, одной рукой успокаивающе похлопывая ее по плечу, протянул другую к телефону и позвонил в Лондон.

– Он у нас в руках! – сообщил Мастерс заместителю комиссара на другом конце провода. – Это солидное доказательство. Если девушка выступит в суде свидетелем, ему конец.

– Вы уверены? – осведомился заместитель комиссара. Мастерс уставился на телефон.

– Прежде всего, мы должны его поймать, – продолжал заместитель комиссара. – Вы не видите в этом никаких трудностей?

– Нет, сэр, не вижу! Пока что мы сообщим прессе, что хотим побеседовать с этим субъектом. Но если вы позволите мне поднять общую тревогу и объявить его в розыск…

– Э-э… вы бы не хотели обсудить это с вашим другом, сэром Генри Мерривейлом?

– Незачем беспокоить из-за этого старика, сэр. Только дайте мне разрешение… благодарю вас, сэр… и мы прищучим этого негодяя за две недели!

Но Мастерс заблуждался.

Описанные события имели место одиннадцать лет назад, в течение которых на мир обрушились смерть и разрушение. Но поймать Роджера Бьюли так и не удалось. Ему снова повезло, и теперь до него было не добраться.

Глава 2

Сентябрьским вечером, когда уличные фонари снова сияли, отмечая конец войны с Гитлером, мистер Деннис Фостер направлялся по Лоуэр-Черинг-Кросс-роуд к театру «Гранада».

Лоуэр-Черинг-Кросс-роуд – не слишком вдохновляющая улица. Задняя стена Национальной галереи с ее слепыми окнами, замаскированная кирпичами статуя Генри Ирвинга,^[3] и еще не снесенное бомбоубежище служили малоприятными напоминаниями.

Однако свет фонарей, даже спустя несколько месяцев казавшийся чудом, все изменил. Они создавали ощущение карнавала после долгих черных лет. И молодой мистер Деннис Фостер, младший партнер адвокатской фирмы «Макинтош и Фостер», двигался вперед все более бодрым шагом.

«Я выгляжу довольным, – говорил он себе. – А я не должен выглядеть таковым. Это глупо».

Ибо он шел в театр «Гранада» не смотреть пьесу, которую видел несколько раз за два года ее пребывания в репертуаре, а по просьбе режиссера, мисс Берил Уэст, и собирался повидать за кулисами своего друга – одного из ведущих молодых актеров английской сцены, – после чего пойти с ним в ресторан «Айви».

«Это означает видеть жизнь!» – думал Деннис.

Он был стойким консерватором, членом Реформ-клуба, одним из тех, кто «смотрит на мир с тревогой». От мягкой фетровой шляпы до портфеля и зонтика Деннис был настолько «правильным», насколько это может обеспечить воспитание. Царство сцены было для него странными опасными джунглями, наполненными романтикой и блеском, которые он не вполне одобрял. Честно говоря, его можно было принять за напыщенное ничтожество.

Но это не было правдой. Деннис Фостер, недавно демобилизованный из Королевского флота после ран, полученных во время службы на трех эсминцах, возможно, был излишне серьезным, но при этом настолько честным и искренним, что все любили его и доверяли ему.

В глубине души, признавался себе Деннис, он был доволен своим знакомством с миром театра, как и знакомством с настоящим старшим инспектором Скотленд-Ярда. Но в этом было нечто озадачивающее. Например…

Театр «Гранада» находился рядом с театром Гаррика.^[4] Выше железного навеса над дверью в фойе бросались в глаза белые металлические буквы: «БРЮС РЭНСОМ В «КНЯЗЕ ТЬМЫ». К полинявшим афишам была приклеена по диагонали узкая полоска бумаги с надписью: «Последний спектакль 8 сентября». А внизу афиши, под всеми прочими именами, было