его замысла. Вот почему, поскольку нам надлежит открыть наши приятные и занимательные беседы, сознаюсь, что мне было бы больше по сердцу, если бы не я, а какая-нибудь другая девица положила начало повествованиям. Ведь я считаю себя неподходящей для столь трудного дела, ибо, будучи совершенно неопытна, в отличие от наших милых подруг, в искусстве изукрашенной и изысканной речи, отчетливо вижу, что начисто лишена того красноречия, которое требуется в подобных беседах. Но раз вам так угодно, и мне выпал жребий рассказывать первой и к тому же не желая своим молчанием доставлять этому любезному обществу неудовольствие, я всё же положу слабое начало нашим повествованиям, сделав это в меру моих ничтожных сил, как мне будет даровано божественной милостью, и оставим моим подругам, чья очередь наступит позднее, широкое и обширное поле для уверенного изложения своих сказок слогом намного изящнее, нежели тот, образчик которого вы сейчас от меня услышите.

Счастливым, более того, счастливейшим принято считать того сына, который с должной почтительностью послушен отцовской воле, ибо он следует предписаниям бога предвечного, и жизнь его на земле длится долго, и всё, что он делает и творит, венчает полный успех. И напротив, кто не послушен отцовской воле, тот почитается несчастливым, более того, несчастливейшим, ибо дела его завершаются беспощадной и пагубной неудачей, как вы сможете легко усмотреть из сказки, которую я намереваюсь вам рассказать.

Итак, сообщаю вам, милые дамы, что в Генуе, городе древнейшем и, быть может, столь же приятном или ещё приятнее, чем всякий другой, не так давно жил дворянин по имени Райнальдо Скалья, человек, столь обильно наделённый благами земными, как и душевными. Богатый и образованный, он имел единственного сына, прозывавшегося Салардо, и отец, любя своего Салардо превыше всего, усердно его наставлял и учил, как и должно поступать доброму и заботливому отцу, стараясь не упустить в его воспитании ничего такого, что послужило бы тому к пользе, чести и славе. Случилось так, что Райнальдо уже в старости тяжело занемог и, увидев, что достиг своего жизненного предела, призвал нотариуса и составил завещание, в котором всё своё достояние отказал Салардо; засим как добрый отец он обратился к сыну с увещанием неизменно сохранять в памяти три его наставления и никогда не отклоняться от них. Первое состояло в том, что, сколь бы сильную любовь ни питал Салардо к жене, он никоим образом не должен открывать ей ни одной своей тайны. Второе - что ни под каким видом не должен воспитывать как своего сына ребёнка, рождённого не от него, и назначать его наследником своего имущества. Третье - чтобы он не отдавался во власть государя, который единодержавно правит своей страной. Сказав это и благословив сына, он повернулся лицом к стене и четверть часа спустя испустил дух.

После смерти Райнальдо Салардо, став единственным наследником всего его достояния и видя себя молодым, богатым и родовитым, вместо того, чтобы подумать о душе старика-отца и о множестве дел, обступивших его, нового владельца отцовского имущества, решил взять жену и приискать такую и от такого отца, чтобы она отвечала его желаниям. Не прошло и года после отцовской кончины, как Салардо женился, взяв за себя Теодору, дочь мессера Одескалько Дорна {¹⁶}, генуэзского дворянина, и притом из первейших в городе. И так как Теодора была хороша собой и отменно воспитана, хоть и немного вспыльчива, она была так любима своим супругом Салардо, что не только ночью, но и днём он не отходил от неё ни на шаг. Многие годы прожили они вместе, но, к несчастью, так и не смогли народить детей, и Салардо, с согласия жены и вопреки последним наставлениям отца, пожелал усыновить ребёнка со стороны и воспитать его как собственного полноправного и законного сына с тем, чтобы в конце концов оставить его наследником своего имущества.

И что было задумано им в душе, то без промедления он и исполнил, взяв к себе приемного сына, мальчика одной бедной вдовы, прозывавшегося Постумьо {¹⁷}, который и был им взращён и воспитан более избалованным, чем ему подобало. По миновании известного времени Салардо задумал покинуть Геную и поселиться где-либо в другом месте, и не потому, что этот город казался ему некрасивым и недостаточно уважаемым, но движимый каким-то, я и сама не знаю каким побуждением, которое чаще всего охватывает тех, кто живёт, не имея над собой ничьей воли. Итак, прихватив с собою великое множество денег и драгоценностей и подготовив к переезду всех верховых лошадей и повозки, он с Теодорой, своею возлюбленною супругой, и Постумьо, приёмным сыном, покинул Геную и, пустившись в сторону Пьемонта, направился в Монферрато. Здесь, понемногу устроившись и осмотревшись, он стал завязывать дружеские отношения то с одним, то с другим горожанином, выезжая вместе с ними охотиться и предаваясь другим забавам, от чего испытывал немалое удовольствие.

И он так роскошно принимал у себя всякого, что не только заставил всех себя полюбить, но и был глубоко уважаем всеми. Молва о его безграничной щедрости дошла в конце концов и до слуха Маркиза, и, видя его молодым, богатым, знатным, рассудительным и как бы созданным для любого дела, он проникся к нему такою любовью, что не мог провести ни одного дня, не имея его при себе. И Салардо вступил в такую дружбу с Маркизом, что всякому, желавшему от Синьора какой-нибудь милости, требовалось пройти через руки Салардо, иначе этой милости ему было бы не добиться. Видя, что Маркиз вознёс его так высоко, Салардо, в свою очередь, решил угождать ему со всею старательностью и ловкостью во всём, что, как он полагал, могло бы тому понравиться. Маркиз, который тоже был молод, находил большое удовольствие в соколиной охоте и держал много птиц, легавых собак и других животных, как это и подобает сиятельному Синьору, но он ни за что не выехал бы охотиться с собаками или соколами без того, чтобы Салардо не был при нём.

Случилось, что Салардо, оставшись как-то у себя в комнате наедине сам с собою, принялся размышлять о великом почёте, которым его удостоил Маркиз; затем его мысли перешли на доброе поведение, похвальные поступки, честные нравы Постумьо, его приёмного сына, и на то, как он послушен ему. И вот, предаваясь таким размышлениям, он подумал: "О, как мой отец заблуждался! Конечно, вызывает сомнение, не впал ли он под конец в слабоумие, как это случается с большинством стариков. Не знаю, какая причуда или какое нелепое измышление побудили его приказать мне со всею решительностью никоим образом не воспитывать родившегося не от меня ребёнка и не отдаваться во власть единодержавно правящего Синьора. Теперь я вижу, насколько