медсестра, а за ней следом еще одна женщина в белом халате, что-то крича в открытую дверь. Наконец в эту дверь вбежал врач в таком же белом халате со стетоскопом на шее.

— Он очнулся, доктор. Он очнулся. Это же надо, ведь уже никто не верил в это. — Закричала молоденькая медсестра.

— Верочка, вы бы не кричали так громко. А вызвали всю дежурную смену. Его срочно нужно обследовать. Да, и позвоните Вадиму Станиславовичу. Это же его пациент.

— Так ведь уже два часа ночи!

— Ничего, ради такого случая можно и разбудить, кто-кто, а он точно будет рад такому звонку. Звоните, Верочка.

Меня переложили на стол-каталку и повезли сначала в процедурную, а затем в лабораторию на исследования и анализы. В общем я очень устал, а уснуть мне удалось лишь только к десяти часам утра.

Вадим Станиславович хоть и был не выспавшийся, но летал по госпиталю, как молодой студент мединститута. Надо же, только вчера днем он разговаривал с таким же нейрохирургом Сергеем Николаевичем об этом парне, они уже оба были уверены, что он не очнется и на тебе, ночью он пришел в себя. Теперь уже точно можно писать статьи об этом редчайшем случае, описать состояние пациента, когда его доставили в госпиталь, затем подробно изложить ход операции. Обязательно эту статью надо опубликовать в зарубежных медицинских журналах, чем Черт ни шутит, может действительно Нобелевку дадут? Вот в таком приподнятом состоянии он и провел весь этот день. Действительно, он сегодня словно именинник, может теперь его уже признают и заберут в столицу, нечего здесь прозябать на задворках страны. Его место в ведущих медучреждениях государства Российского. А вообще, это просто счастливое стечение обстоятельств. У парня было не больше одного процента, что он выживет.

Проснулся я поздно вечером, но ужин мне все же принесли, правда пока кормили исключительно жидким, какой-то бульон и очень жиденькая манная каша. Но как я понял, главное, что я очнулся, так как я уже два года на этой койке в коме находился. Утром меня снова потянули на обследования и мурыжили до обеда. За то после обеда со мной начали работать массажисты и врачи физиотерапевты. Мои мышцы почти атрофировались за два года и мне теперь буквально необходимо заново учиться ходить. Бабушке сообщили телеграммой, что я пришел в себя и она в ближайшие выходные приехала повидать меня. Все время пока она была возле меня, из ее глаз лились слезы. Как она сказала — «это слезы счастья». Эта бабушка была у меня по линии мамы. С докторами она договорилась, что заберет меня, как только меня выпишут из госпиталя. Врачи пообещали не ранее трех месяцев. Где-то так меня и продержали. К концу этого срока, я уже довольно прилично ходил, двигал руками вертел головой, вот только я заикался и мысли у меня местами зависали. Мне сказали, что с этим уже ничего поделать нельзя, так как у меня нормально работает лишь половина мозга, это конечно нонсенс, но что есть — то есть. Бабушка меня в назначенный день забрала. И повезла в деревню. На мой вопрос: «а почему не в нашу с мамой квартиру?». Бабушка снова заплакала. В общем теперь я знаю, что мама тогда, два года назад, умерла на месте. Квартиру нашу как-то отобрали и теперь вернуть ее не представляется возможным. Потому как обычные люди такие вопросы решить не могут, а бандиты с коррупционерами просто похоронят нас с бабушкой в ближайшей посадке. Поразмыслив над этим, пришел к мысли, что действительно, раз мне так повезло и я остался все же жив, то еще раз судьбу испытывать не стоит. Тем более, что мне сейчас четырнадцать лет. Да и я теперь инвалид на всю жизнь.

Что сказать, бабушкина деревня, конечно не совсем отстой, жителей много. Это даже не деревня, а райцентр с пятьюдесятью тысячами жителей, но и до хоть какого-то города этому райцентру очень далеко. Вот так и вселился я в дом к моей бабуле. Она, кстати пробила для меня разрешение ходить в местную общеобразовательную школу. Мне хоть и четырнадцать, но пришлось снова учиться в шестом классе. Вот только теперь с учебой у меня были проблемы. Я действительно сильно тормозил. Во всем тормозил. Да, старался запоминать материал и дома добросовестно делал домашние задания. Но толку было мало. Моя абсолютная память улетучилась, я думал немного с тормозами, заикался. В школе девчонки и ребята меня избегали. Да и я стал сторониться от них. Кому приятно слышать, что ты мягко скажем недоразвитый. Мой шрам на голове меня тоже не украшал. В общем я привык быть один, и никто во всей вселенной помочь мне не мог. Закончил я с трудом восемь классов. Учиться дальше меня отговорили учителя, да и я, чувствуя каким трудом мне достаются знания, буром не пер. Сам понимал, что еще два года я не вытяну, а тот факт, что я уже пожизненно инвалид, закрывал мне в будущем хоть какую-то специальность и работу. Дома я пытался заниматься самообразованием, но ничего хорошего от этого не получилось. Голова не желала принимать хоть какие-то знания. Я даже забыл многое из моего прошлого. Я не помнил, как выглядела моя мама. За то я помнил ТОТ ДЕНЬ, который забрал у меня самое дорогое, что у меня было в этой жизни — мою МАМУ. У меня в памяти отпечаталась каждая морщинка того мотоциклиста, что сидел на байке вторым. Тот что стрелял… в МАМУ и в меня. Забрало на его шлеме было поднято. Мне иногда кажется, что я даже запомнил цвет его глаз и их выражение, когда я их увидел. По возможности я помогал бабуле по хозяйству, а ранними утрами и вечерами, я ходил на рыбалку. К этому меня приучил сосед, ровесник моей бабушки, Деда Миша. Хороший и умный дедок. Очень многому меня научил именно он. У меня не раз было желание закончить эту никчемную и бесперспективную жизнь. Однажды он увидел в моих глазах это желание.

— Эй, паря, ты чего удумал-то. Ты это брось, давай бери удочки и пошли со мной на речку. Он только глянул на мою бабушку, как та всплеснула руками и ладошкой прикрыла свой рот. Вот ведь, он только посмотрел на нее, а она все поняла. Сильный дед, воля у него железная. Вот он и занялся моим воспитанием.

Когда мне стукнуло восемнадцать, то в армию меня, естественно не призвали, из-за инвалидности, а наоборот, назначили скудную пожизненную пенсию. Прожить на нее в городе вообще не представляется возможным, а в деревне, благодаря подсобному хозяйству, кое-как выжить все же можно. Вот мы с бабулей и выживали, только уже полгода как нет бабули. Похоронили ее на общем кладбище. Теперь навещаю ее могилку и разговариваю с ней. Все, на этом свете я один остался. Дед Миха меня поддерживает, частенько ко мне в дом заходит. Я растапливаю старинный самовар, и мы с дедом пьем чай с вареньем, которое делала еще моя бабуля. На речке у меня свое прикормленное место, а рядом