уже сделал. И он повернул дверную ручку.

Мелодично звякнув колокольчиком, лавка впустила его внутрь. Хозяин оказался настолько соответствующим окружающему, что едва проступал на его фоне: седенький, с пышными бакенбардами, уже лет, этак, сто сорок, как вышедшим из моды, в столь же старомодном, лоснящемся на локтях сюртуке, с живым, умным и одновременно, лукавым взглядом выцветшей голубизны, - он, казалось, миг тому сошёл со страниц Диккенса. Словно в подтверждение, на улице послышался цокот копыт и мимо лавки, по брусчатке мостовой проехал крытый экипаж с кучером и фонарём на облучке. Мысленно оглядев себя со всех сторон, он ужаснулся несоответствию собственному. "Эх, - посетовал он, - хоть бы нашейный платок..." Но платок украшал шею чучела на подсолнуховом поле.

- Я..., - он растерялся по-настоящему, как школьник перед строгим директором, - добрый вечер. Я тут увидел у вас в витрине... не могли бы вы быть так любезны...

Его пронзил тускло-голубатый взгляд. Пронизал насквозь, как не пронизывал ещё никто и никогда, и длилось это, казалось, малую вечность.

- Шарманка? - спросил антиквар. - Вы ведь о шарманке, верно?

- Да, о шарманке. Видите ли...

- Вижу, - кивнул антиквар, - я вижу. - Его голос был дребезжащий, дряблый, древнее даже его самого, но при этом отличался удивительной политональностью, словно молоточки вконец растроенного клавесина, позабытого и невостребованного, всё ещё не позабыли своих ролей в гармоничном звучании целого.

Он поднялся и, кряхтя и пошаркивая, побрел к витрине. И вот, на столе появилась шарманка.

Настоящая. Первая и единственная в его жизни. Теперь она казалась немного больше и ещё потрепаннее. Многочисленные царапины испещряли её всю, заплечная лямка отсутствовала, а на левом боку, снизу, виднелась латунная табличка с надписью : "Лейпциг, 1878".

Он бережно, бесконечно осторожно и ласково провёл кончиками пальцев по её щербатой поверхности. Так прикасаются к мечте, к идеалу. К чуду. И чудо отозвалось ласковым приятием. Он был заворожен, околдован. Дыхание давно исчезло, да оно и не требовалось: там, где он обитал сейчас - живут иначе.

- Я..., - прошептал он, - это трудно объяснить... дело в том, что я...

- Дело в том, что вы искали её всю вашу жизнь, так?

- Так...

- Но, - продолжал старик, как ни в чём не бывало, - так как жизнью вы жили не вашей, а чужой, то поиски были бесплодны, да и как некто чужой, чею жизнью вы пытались жить, мог бы отыскать вместо вас то, что именно вам и предназначалось, вам исключительно. Так ведь? Это всё равно, что попытаться проникнуть в чужой сон в надежде отыскать в нём разгадки к своему собственному. Но, должен вас несколько разочаровать. - Он сделал внимательную паузу. - Эта шарманка неисправна. Она вот уж десятки лет как не играет. И до сих пор никому так и не удалось её починить.

- Это не важно, - поспешно сказал он, и тут же поправился. - Т.е., наоборот, это очень важно! Я знал, что она неисправна, т.═е. надеялся... Я хочу сказать, что... Видите ли... в детстве... в ранней юности, я видел себя настройщиком старых шарманок. Собственно, только им я себя и видел - настройщиком и играющим... А сегодняшний день начался с того, что... я перестал жить чужой жизнью, начал жить своей. И вечером этого же первого дня моей настоящей жизни я нашёл вас, т.═е. её, т.═е... я хочу сказать... Сколько она стоит?

И вновь старик пронзил его взглядом, словно просветил насквозь. И назвал сумму. Сумма сама по себе была более, чем приемлемой. В той, прежней своей жизни, он счёл бы её ничтожной. Но теперь... Он достал всю свою наличность и пересчитал. Она соответствовала запрашиваемой цене с точностью до цента, словно старик пересчитал взглядом содержимое его карманов.

- Это как раз всё, что у меня есть, - сказал он. - Больше у меня нет ничего. Вообще. Точнее, от всего прочего я избавился. Правда, я успел оплатить авансом комнату в гостинице на несколько дней вперёд, но потом... Дело в том, что я... ну, в общем, больше у меня нет ничего, и если я...

Он говорил, а руки его сами выкладывали деньги на стол, словно тот, настоящий, кто пробудился в нём лишь этим утром, панически боялся возвращения, другого, прежнего, давнишнего хозяина своего тела и разума, коий в любой миг мог вернуться и заявить права на столь бесцеремонно отобранную у него собственность, и вот, дабы пресечь возможное возвращенье...

- Да, я знаю, что это всё, что у вас есть. Что поделаешь, шарманка именно столько и стоит. - И он сокрушенно развёл руками. - Впрочем, добавил он после хорошо выдержанной паузы, - есть один вариант. Вы сказали, что мыслили себя настройщиком и хотели бы её починить, так?

- Так.

- И думаете, вам это удастся?

- Я в этом не сомневаюсь, хоть никогда прежде этим не занимался, да и вообще никогда ничего не чинил - ни простейших бытовых приборов, ни, тем более, музыкальных инструментов.

- И тем не менее, вы думаете, что сможете.

- Да, смогу.

- Тогда мы сделаем вот что: в задней комнатке у меня располагается небольшая личная мастерская, со всем необходимым. Приходите завтра с утра и приступайте. Сможете работать сколько захотите, в любое время. Ну а потом, в случае вашего успеха, мы вернёмся к вопросу о цене. Да, и вот ещё что, возьмите-ка визитку с адресом, а то, ведь, опять обязательно потеряетесь. И вам вновь потребуется целая жизнь, дабы отыскать её заново, на сей раз - уже ваша собственная. А отель ваш, кстати сказать, совсем близко, через три моста направо, по ту сторону Арно. Ну-с, доброй ночи, друг мой, и до встречи.

Ранним утром он уже стоял у запертых дверей лавки, ожидая поднятия жалюзей.

- Вы уже тут! Ну конечно! - приветствовал его антиквар. - Позавтракали? Нет? Ну, это потом, знаю, вам не терпится взглянуть на ваше рабочее место. Пойдёмте.

Он повёл его вглубь лавки, отпер неприметную дверь, отпер и зажёг свет. Видимо, Али Бабу при виде пещеры с несметными сокровищами обуяли те же чувства. Узкий проход меж стеллажами и полками уводил вдаль. А на них, снизу до верху, по обеим сторонам, обитали чудеса и диковины. Нет, не только одни лишь шарманки, хоть и их были десятки, самых разных форм и времён, - там жило несметное множество неописуемых по своей красоте старинных предметов. Они были восхитительны тем самым ни с чем не сравнимым