найти!

Затем, спохватившись, приказал сделать из копий и плаща носилки и велел слугам уложить молодого человека. Пока те суетились, он испытующе посмотрел на отца Василия.

- Батюшка, возможно мой племянник выживет, но может случится так что господь заберет его душу.

- Все в руках божих.

- Аминь! Однако он не единственный кто принадлежит к греческой вере, и кто нуждается сейчас в последнем утешении. Не согласитесь ли вы пройти с нами? Честью своей клянусь, по совершении всех треб, вас отпустят обратно, не причинив никакой обиды.

- У вас нет священников?

- Были, - поморщился шляхтич, - только этот проклятый ксендз Калиновский, не давал им никакого житья своими вечными придирками и они покинули нас. Ей богу, когда-нибудь я прибью этого ренегата, но сейчас речь не об этом. Идя в поход, мы не думали что останемся без священников, а местные будут бежать от нас как черт от ладана... простите, святой отец, вырвалось!

- Бог простит, - резко отозвался отец Василий, но затем, вздохнув, продолжил, - хорошо, я пойду с вами.

- Сабельку вот возьмите, - подал Семен шляхтичу свой трофей, - я прибрал тут от лихих людей.

- Я так и подумал, - скривился тот в усмешке, - и многим павшим ты успел помочь сохранить их вещи?

- Грех тебе так говорить, - заступился за стрельца священник, - сей честной муж, еще от прошлых ран не отойдя, пошел выносить раненных и убиенных с поля.

- Вот как? Ладно. Так ты говоришь, что мой племянник обещал тебе награду за помощь... хорошо, держи!

И с этими словами, литвин бросил Семену увесистый кошель. Тот с готовностью подхватил его, и хотел было исчезнуть, но не хватило совести.

- Отец Василий, может я с вами? - Спросил он, запинаясь, у священника, - все-таки... мало ли что...

В неровном свете факелов, тот посмотрел на стрельца, как будто заглянул в самую душу.

- Не нужно. Ступай к нашим, расскажешь им все, и... не греши более!

Раздираемый противоречивыми чувствами, стрелец посмотрел вслед уходящему вместе с ляхами священнику и, тяжело вздохнув, поковылял к лагерю.

Владислав Ваза чувствовал себя совершенно опустошенным. В последнее время все шло наперекосяк. Сражение закончилось, мягко говоря, не слишком удачно. Московский трон все так же далек, как и раньше. Благородные шляхтичи того и гляди, начнут отъезжать в свои маетки и попробуй удержи их. "Черт дернул меня родиться польским королевичем!" - в сердцах подумал он. Ведь даже когда он станет королем Речи Посполитой, то и тогда у него будет лишь тень настоящей власти. Впрочем, он ведь еще шведский принц, и избранный царь Московии. Может быть... хотя кого он обманывает? Куда ни пойди, всюду наткнешься на двух приятелей-кузенов. Один шведский король Густав Адольф, а другой мекленбургский герцог Иоганн Альбрехт, узурпировавшие не принадлежащие им по праву короны! Боже, как он радовался, узнав, что шведский кузен, решил отказаться от поддержки своего шурина и готов заключить сепаратный мир! Глупец... наверняка это была уловка, чтобы заманить его в этот бесплодный поход, поманив блеском шапки Мономаха! Мекленбургский дьявол не терял времени даром и создал такую армию, что позавидовал бы сам император! К тому же, королевичу передали оскорбительные слова герцога по поводу корон на которые они с отцом имеют право, но пока не могут подтвердить силой. Боже! Ни один европейский монарх никогда бы не сказал столь оскорбительных слов по поводу священных прав на престол! Конечно Модзалевский смягчил выражения славящегося своим умением говорить с любезным видом гадости герцога, но королевич вполне понял смысл иносказаний. Мерзавец!

- Что вы сказали, ваше высочество? - встревоженно спросил заглянувший в шатер слуга.

- Ничего, - ответил Владислав, сообразивший что сказал последнее слово в слух. - Просто я хотел узнать, что там за шум?

- О, это пан Карнковский, требует принять его, однако вы дали на сей счет исчерпывающие инструкции...

- Хорошо, пусть войдет, - неожиданно для себя самого сказал королевич.

Говоря по правде, он чувствовал себя немного неловко. Его любовь к прекрасной панне Агнешке постепенно сошла на нет, но стать прожжённым циником молодой человек еще не успел. К тому же он немного скучал, по пылким ласкам и жаркому телу своей недавней возлюбленной. И хотя, теперь он находил надоевшую ему любовницу не такой уж красивой и совершенно определенно неумной, совесть все же немного мучала его.

- Что вы хотели пан Теодор? - Королевич хотел задать этот вопрос, как можно более холодно и безразлично, но голос его дрогнул, и получилось почти участливо.

- О, мой добрый принц! - Рассыпался в любезностях явно ободренный этим тоном Карнковский, - я старик и давно ничего не хочу от этой жизни. Но моя единственная доченька, моя Агнешка, она страдает!

- Разве панна не здорова? - Встревожился Владислав.

- Она умирает!

- Я пошлю к ней лекаря.

- О, ваше высочество, да разве же от этой болезни поможет лекарь? Ведь моя девочка умирает от любви к вам!

- Да что вы говорите! - язвительным тоном воскликнул зашедший как всегда без доклада Адам Казановский. - А мне доложили, что ваша драгоценная дочь, жива и здорова и провела целый день наблюдая за сражением и любезничая с этим, как его, Корбутом!

- Какая низкая ложь, да моя девочка глаз не сводила с его высочества и только и делала, что молилась, прося всевышнего даровать нашему воинству победу!

- Видимо ее молитвы были неугодны Господу, потому что этот мекленбургский еретик совершенно точно одержал над нами верх.

Услышав слова своего фаворита, королевич поморщился. Упоминание о победе герцога было ему неприятно, к тому же он считал, что все прошло не так уж плохо. Во всяком случае предпринятая им атака была весьма успешна!

- Но если прекрасная панна Агнешка и впрямь желает помочь своими молитвами нашему делу, так может ей делать это где-нибудь в другом месте? Скажем в монастыре кармелиток... там настоятельницей моя двоюродная тетка, и я мог бы составить вашей дочери протекцию. Ну, а что? Замуж ее вряд ли кто возьмет!

- Адам! - Даже королевич не смог выдержать бесцеремонности своего фаворита.

- А что я сказал? - как ни в чем ни бывало, отозвался тот, - кстати, друг мой, а ты знаешь в чьей компании молилась прекрасная панна?

- В чьей?

- Наших французов, как их... Жоржа Бессона и Жака Безе.

- К чему ты это?

- К тому, что если у них есть время глазеть на битву, значит, свою работу они уже сделали!

- Ты думаешь? Тогда их нужно немедля позвать...

- Я уже сделал это, однако такой серьезный разговор не может проходить при посторонних... Пан Теодор, я думаю вам пора! Тем более вы