- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (33) »
выбежали экологи, тут же расправляя плакаты по обе стороны дорожки. Доктор знал, что там написано.
«Все в Туман!»
«Люди должны исчезнуть в Тумане! Да исполнится адмиралтейский код!»
«Наберемся смелости, шагнем в Туман!»Феминистки оживились: — Мужики в Тумане? Нафиг! Нафиг! — Только женщины! Только совершенные существа! Набежавшие корреспонденты повернули камеры к русскому причалу. Индусы поначалу надулись: на их чинное шествие, истекающее золотом, сверкающее алмазами, почти никто не смотрел. Но потом, позабыв про важность и приличия, кинулись занимать места за оцеплением. Морские пехотинцы в оцеплении переговаривались тихонько: — А, кстати, мужики в Тумане не появились? — И слава богу, а то нахрена бабам живые мы? — Да не, это как с эльфами. Оне будут размножаться промежду собой, а мы промежду них. — Ага, и вытеснят нас к херам. Не-не-не, мужики не нужны. Мы вон между собой без войны не можем… Тут уже пришлось спуститься на выход и доктору. Из медицинского двое могучих санитаров покатили пациента; доктор сопровождал каталку со своим неизменным чемоданчиком, пристегнутым цепью к левой руке. За спиной доктора продолжали бесконечный спор прелат римской католической церкви с иеромонахом церкви русской, православной. Прелат говорил уставшим, здорово подсевшим за переход голосом: — А вот наука имеет обоснованное мнение, что бессмертные организмы быстро заполняют выделенную им экологическую нишу. На чем развитие и заканчивается. И дети тоже им не нужны, объективно. Иеромонах возражал густым каноничным басом (еще бы, подумал доктор, наверняка же подбирали): — Наука… Сколько раз меняла свою точку зрения. Вера же от Христа неизменна. — Полно, брат-схизматик. Коли вера неизменна, так мы оба знаем, кто единственный может искушать бессмертием. Иеромонах промолчал. Каталка выехала на доски причала, под щедрое гавайское солнце. Со всех сторон потянулись микрофоны, заблестели объективы; у кого-то даже сработала вспышка — несмотря на ярчайшее утро. — Файненшл ньюс! Как вы прокомментируете?.. — Асахи Симбун. Доктор-сан, ваше мнение о планируемой операции?.. — Первый канал. Видите ли вы символизм в личности, выбранной для первой в истории операции по… Доктор молча шагал за каталкой, глядя в белесые глаза старика на ней. Старик моргал на яркий свет, молчал и сопел. Начальник доктора, главный врач Гавайского международного госпиталя, крутился впереди, отвечая кому-то на вопросы, отталкивая кого-то с дороги; что-то поясняя журналистам. Экологи скандировали лозунги с плакатов. Феминистки вразнобой верещали свое. Так — подобно бомбардировщику под огнем, ни отвернуть, ни ускориться — поднялись по дорожке. Из-за гама и криков доктор даже не повернул головы полюбоваться знаменитыми гавайскими пейзажами. Американцы ценили местные красоты настолько высоко, что запретили ставить на островах рекламные щиты. Чтобы не разрушать очарование видов на горы и море… За спинами свернулось оцепление, заткнув и так неширокую дорожку плотной камуфляжно-железной подушкой. Наконец, каталка въехала в решетчатые воротца госпиталя. Небольшая, но весьма громкоголосая, толпа осталась за пиками кованой ограды. Морпехи вежливо потеснили митингующих на круглую площадь перед единственным восстановленным отелем, где еще часа два раздавались вопли с лозунгами. Каталка же въехала в просторный прохладный холл, где вокруг закрывшего глаза старика засуетились сиделки в необмятых белых форменках. Главный врач поглядел на санитаров у каталки: — Благодарю за службу. Предписание! Расписавшись поперек бланка неразборчивым почерком «для прокурора», скомандовал: — Свободны! Санитары вытянулись, щелкнули каблуками. Правый козырнул, убрал предписание за пазуху. Сделав четкий поворот, санитары затопали к двери, на ходу снимая халаты, и превращаясь тем самым в обыкновенных матросов, за пучок пятачок. Доктор подумал, что с учетом рыскающих под оградой журналистов, оно, пожалуй, и правильно. Затем доктор снова посмотрел на непосредственного начальника. Главный врач госпиталя выглядел чистым айболитом из детской сказки. Худой, высокий, с роскошными белыми усами, короткой ухоженной бородкой по-испански. С чистыми сильными руками опытного хирурга, с проницательными глазами, с плавными экономными движениями пловца или танцора. — Шайтан, — ответил главный врач на вопросительный взгляд нового работника, — Фамилия у меня такая. Шайтан Петр Григорьевич. А с кем буду иметь честь сотрудничать? Доктор свободной рукой привычно вытянул удостоверение. Немного повозившись, достал предписание. Шайтан даже не глянул в бумаги. — Коллега… Завтракали? Доктор кивнул. — Вы у нас… Хм? — Терапевт. Специализация: спасательные работы. Шайтан развеселился: — Да кто в наше время не занимался спасательными работами! Окулисты? Стоматологи? И тех подгребают… Практика у вас? — Воркута. Третий горизонт. Шестой горизонт. Главврач вздохнул: — Извините. Не хотел обидеть. Что ж, приятно видеть, что прислали не очередного мальчика-мажорчика. Одну минуту. Потратив некоторое время на осмотр больного, задав ему несколько тихих вопросов и получив столь же невесомо-шелестящие ответы, Шайтан подошел снова к доктору: — Простите старика: думал, что чемоданчик для форсу при вас. Кого только тут не наприсылали. Ну да еще узнаете… Что ж, коли вы из настоящих, добро пожаловать с корабля на бал… По вашему подопечному, — Шайтан проводил кивком увозимую в глубину госпиталя каталку, — еще добрая неделя на принятие решения. Да потом на подготовку не меньше. Состояние стабильное, не помрет дед. А шахидов к нему охрана не пропустит. Будем надеяться. Главный врач вздохнул. — Сходите покамест к Сухову, доктор. Вот по дорожке направо, от сгоревшего радара. Дальше прямо, все прямо до обрыва. На самом краю его домик. — А что там? — Ничего сложного. Опять подрался из-за своего гарема. То ль с татарином казанским, то ль с морпехом дагестанским. Есть у нас тут… Местная знаменитость, точно как в песне поется: «В пятнадцать лет стал чемпионом страны, в двадцать — чемпионом Махачкалы».
* * *
— Э, чимпион Махачкалы я только двадцать читыре стал! Бар восстановили «как было», со стойкой и столиками, так что столкнулись мужчины по голливудскому канону, у стойки. А не на узкой дорожке, где Сухов мог бы оторвать доску от забора. — Зачем тибе, кафир, столько женщина? По Корану, даже нам, львам ислама,- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (33) »