некогда белом шерстяном платье; кроваво-красная лента на шее подчеркивала белизну волос. Она продолжала смотреть, но не на шрам, а в мой здоровый глаз; столь пристальное любопытство отдавало дерзостью. Разумнее всего было бы отвернуться. Происшествие никак меня не касалось. Девчонку за что-то побили, скорее всего — за кражу, и уж наверняка заслуженно. Судя по тому, как она сносила побои, ей такое не впервой.

Уж не знаю, что заставило меня отломить половину пирога и бросить девочке, прежде чем прислониться спиной к дереву и приняться за еду. Здесь было самое место, чтобы утолить голод, затишье среди ярмарочной суеты. Нельзя же есть и не угостить ребенка! Тесто затвердело, как дьяволово копыто, но соленая баранина внутри оставалась мягкой и сочной. Девочка держала пирог обеими руками, словно боялась, что его отнимут. Она молчала, даже не поблагодарила.

Глоток эля, чтобы смочить пересохшее горло.

— У тебя есть имя, девонька?

— Наригорм.

— Так вот, Наригорм, хочешь воровать у таких, как он, надо быть ловчее. Счастье твое, что купец не послал за приставом.

— Я не воровала, — сказала она с набитым ртом.

Мне оставалось только пожать плечами. Она уже доела пирог и сосредоточенно облизывала пальцы. Интересно, когда она ела в последний раз? Судя по настроению хозяина, сегодня ее кормить не будут. Однако слова про то, что она не воровка, походили на правду. Девочка со столь примечательной внешностью не может успешно шарить по чужим карманам. Мне подумалось, что отец, или хозяин, или кем уж там приходится ей человек с ремнем, неплохо заработает, предоставляя ее на часок охотникам до молоденьких девственниц. В этот раз покупатель остался недоволен. Может, она отказала торговцу, а может, он испробовал ее и обнаружил, что не первым вошел в эту дверь. Со временем она научится скрывать свой изъян. Переймет у более опытных женщин кое-какие хитрости и будет неплохо кормиться. Дольше, чем другие представительницы этого ремесла. Даже когда увянет первый цвет молодости; многие мужчины готовы щедро платить женщине, настолько не похожей на остальных.

— Хочешь, чтобы я это тебе сделала, за пирог? — Голос ее был таким же бесстрастным, как и взгляд. — Только надо побыстрее, пока хозяин не вернулся. Он рассердится, что ты заплатил не деньгами.

Ее маленькая холодная ручонка попыталась всунуться в мою. Мне стало грустно, что она так рано научилась не ждать подарков от жизни. Даже сухой корки. Впрочем, чем раньше усвоишь урок, тем меньше разочарований впереди.

— Стар я для этого, детка. Да к тому же корка пирога того не стоит. Съела — и на здоровье. Ты хорошенькая девочка, Наригорм. Тебе не надо продаваться так дешево. Послушай старого камлота: чем больше люди заплатили за покупку, тем она ценнее в их глазах.

Девочка слегка нахмурилась и взглянула на меня удивленно, чуть наклонив голову.

— Я знаю, почему ты не желаешь, чтобы я погадала тебе на рунах. Чтобы не услышать, когда умрешь. Старики говорят, что хотят знать, а на самом деле не хотят. — Она покачалась взад-вперед, как годовалый ребенок. — Я сказала купцу, что он разорится, а его жена убежит с другим. Это правда, но ему не понравилось. Хозяин соврал, будто я пошутила, и велел мне нагадать ему другую судьбу, а я отказалась. Я не могу кривить душой, не то потеряю свой дар. Морриган истребил лжеца.

Значит, она гадалка. Хорошее дело, если умеешь убедить в своей правоте. Про некоторых предсказателей и не поймешь, верят ли они в собственное искусство. Считает ли она, что открыла купцу его истинную судьбу, или так возненавидела жирного борова, что назло предсказала ему дурное? Коли так, она поплатилась за свою дерзость и поплатится еще, если хозяин слишком много издержит в таверне, заглаживая обиду. Что ж, возможно, ей не жаль своей шкуры за удовольствие увидеть перекошенное лицо торговца. Вполне понятное чувство, не чуждое мне в ее лета. У меня вырвался смешок.

— Я на самом деле сказала ему правду, — яростно прошипела девочка. — И тебе скажу, тогда сам поймешь.

Ярость в ее голосе заставила меня вздрогнуть, однако голубые глаза оставались по-прежнему бесстрастны. Надо же было так сглупить! Дети не любят, когда над ними смеются. Разумеется, она обиделась.

— Я верю тебе, детка, просто не хочу, чтобы мне гадали. В мои годы будущее приближается столь стремительно, что нет нужды мчаться ему навстречу.

Что ж, пора вставать и уходить. Вправе ли я осуждать тех, кто ворожбою, врачеванием или иным колдовским искусством выманивает у глупцов деньги? Не я ли кормлюсь за счет людской легковерности? Однако платить за такое свои кровные — поищите кого другого. К тому же те, кто способен заглянуть в будущее, могут увидеть и прошлое — другой конец той же нити. Нет уж, пусть про меня знают только мое настоящее.

Тени удлинились. Ветер, и прежде прохладный, сделался пронизывающим. От свиньи остались только кости. Одни гуляющие разошлись по домам, другие, не слишком твердо стоящие на ногах, потянулись к лесу, чтобы продолжить веселье. Пора и мне складывать товар в заплечный мешок — сегодня покупателей уже не будет — и двигаться вместе с подвыпившей толпой в лес, где наверняка предстоит угощенье.

Девочка мне больше не попадалась. Ну что ж, христианский долг — накормить ближнего — выполнен, можно о ней и забыть. Однако память о ее взгляде не отпускала. Тревожило не то, что она смотрела на шрам, а скорее то, что она его словно не видела, как будто силилась заглянуть в душу.

Люди впереди шли по дороге, спотыкаясь о корни и камни. Один упал на четвереньки — пришлось его поднимать. Он хлопнул меня по спине и рыгнул, обдав лицо вонью хуже драконьих ветров. Да, подумалось мне, утром тут у многих будет болеть голова. Покуда мы с кем-то вместе поддерживали пьянчугу, решавшего, какую ногу переставить первой, что-то заставило меня обернуться. Лиц на таком расстоянии было не разобрать, но средь бурой, зеленой и алой пестроты выделялось белое пятнышко. Девочка стояла на краю луга и по-прежнему смотрела мне вслед. Ее пристальный взгляд тщился вспороть меня, обнажить нутро. Мною овладела беспричинная злость. Бедняжка не сделала мне ничего дурного, но, клянусь, если бы в этот миг хозяин вышел из таверны и задал ей новую трепку, ни капли сожаления не возникло бы в моей душе. Пусть плачет. Слезы — естественны. Слезы умеряют любопытство, замыкают его в себе.

И что же, спросите вы, это — начало? Неужто все сдвинулось из-за того, что девочку с ледяными глазами угостили куском пирога? Если день и выдался злополучным, то лишь для жирного купца. Вы правы: ограничься дело этим, не о чем было бы говорить. Однако кое-что случилось в тот же день неподалеку от