Веве? Если хотите, пригласите подругу.
— Я не могу уйти отсюда, — сказала кельнерша. — Ведь я на службе.
— Я знаю, — сказал Джонсон. — Но, может быть, вы кого-нибудь поставите за себя? Во время Гражданской войны это часто делалось даже мобилизованными.
— Нет, нет, сэр. Я сама должна быть здесь.
— Где вы изучили английский язык?
— На курсах Берлица, сэр.
— Расскажите мне о них, — сказал Джонсон. — Там, должно быть, учились большие шалопаи? Приставали, наверно, с нежностями? Много среди них было франтов? Не приходилось ли вам встречать Скотта Фицджеральда?
— Простите?
— Я хотел бы знать, считаете ли вы студенческие годы лучшими в вашей жизни? А какую команду выставили курсы Берлица прошлой осенью?
— Вы шутите, сэр?
— Чуть-чуть, — сказал Джонсон. — Вы славная девушка. Так не хотите со мной поразвлечься?
— Нет, нет, сэр. Что-нибудь вам еще подать, сэр?
— Да, — сказал Джонсон. — Принесите мне, пожалуйста, карту вин.
— Сию минуту, сэр.
С карточкой в руке Джонсон направился к столу, за которым сидели носильщики. Они оглянулись на него. Все трое были пожилые люди.
— Wollen sie trinken?[1] — спросил он. Один из них кивнул головой и улыбнулся.
— Oui, monsieur.[2]
— Вы говорите по-французски?
— Oui, monsieur.
— Что же мы будем пить? Connais vous des champagnes?[3]
— Non, monsieur.[4]
— Faut les connaître,[5] — заметил Джонсон. — Fräulein! — окликнул он кельнершу. — Мы будем пить шампанское.
— Какое вам угодно, сэр? — Самое лучшее, — сказал Джонсон. — Какое тут самое лучшее? — обратился он к носильщикам. — Le meilleur?[6] — спросил тот, который заговорил первым. — Непременно. Носильщик вытащил из кармана золотые очки и стал смотреть карту. Он провел пальцем по четырем напечатанным на машинке строчкам с названиями и ценами. — "Sportsman", — сказал он. — «Sportsman» — самое лучшее. — Согласны, господа? — спросил Джонсон других носильщиков. Один из них кивнул в ответ. Другой сказал по-французски: — Самому мне не приходилось пробовать, но я много слыхал про него. Вино хорошее. — Бутылку «Sportsman», — сказал Джонсон кельнерше. Он посмотрел цену: одиннадцать швейцарских франков. — Ну, давайте две бутылки. Ничего, если я посижу тут с вами? — спросил он носильщика, предложившего "Sportsman". — Пожалуйста. Присаживайтесь вот здесь. — Носильщик улыбнулся ему. Затем он снял свои очки и спрятал их в футляр. — Что, monsieur сегодня празднует день рождения? — Нет, — сказал Джонсон. — Праздновать мне, собственно, нечего. Моя жена потребовала развода. — Что вы? — сказал носильщик, — Не может быть. — Другой носильщик покачал головой. Третий, по-видимому, был туг на ухо. — Дело, конечно, обычное, — сказал Джонсон. — Вроде первого посещения зубного врача или первого нездоровья у девушки, но меня это выбило из колеи. — Да оно и понятно, — сказал старший из носильщиков. — Я вас понимаю. — Из вас, господа, никому не приходилось разводиться? — спросил Джонсон. Он уже перестал умышленно коверкать слова и говорил теперь на хорошем французском языке. — Нет, — сказал носильщик, назвавший «Sportsman». — Здесь разводы бывают редко. Попадаются, конечно, разведенные мужья, но их немного. — У нас иначе, — сказал Джонсон. — Почти все разводятся. — Это верно, — подтвердил носильщик. — Я читал об этом в газетах. — Я сам немножко запоздал, — продолжал Джонсон, — развожусь только первый раз. А мне тридцать пять. — Mais vous êtes encоrе jeune,[7] — сказал носильщик. — Monsieur n'a que trente cinq ans,[8] — пояснил он двум другим. Те закивали в ответ. — Он совсем молодой, — сказал один из них. — И вы в самом деле разводитесь в первый раз? — спросил носильщик. — В самом деле, — сказал Джонсон. — Откройте, пожалуйста, бутылку, mademoiselle. — А дорого стоит развестись? — Десять тысяч франков. — Швейцарских? — Нет, французских. — Ага. Значит, на швейцарские деньги две тысячи. Все-таки не дешево. — Да. — Зачем же это делать? — Потому что этого требуют. — А для чего требуют? — Чтобы выйти замуж за кого-нибудь другого, — Да ведь это же глупо. — Вполне согласен, — сказал Джонсон. Кельнерша налила всем четверым вина. Они подняли стаканы. — Prosit! — сказал Джонсон. — A votre santé, monsieur,[9] — сказал носильщик. Двое других прибавили: — Salut. Шампанское было на вкус точно сладкая фруктовая водица. — Это что, швейцарский обычай — отвечать всегда на другом языке? — спросил Джонсон. — Нет, — сказал носильщик. — По-французски выходит вежливее. Кроме того, ведь здесь французская Швейцария. — Но вы говорите по-немецки. — Да, в моей деревне говорят по-немецки. — Понимаю, — сказал Джонсон. — Так вы, значит, никогда не разводились? — Нет. Это слишком дорого. И потом, я никогда не был женат. — Вот как! — сказал Джонсон. — А эти господа? — Они женаты. — Вы довольны, что женаты? — спросил Джонсон второго носильщика. — Как вы сказали? — Вам нравится быть женатым? — Oui. C'est normal.[10] — Именно, — сказал Джонсон. — Et vous, monsieur?[11] — Ça va,[12] — сказал третий носильщик. — Pour moi, — сказал Джонсон, — ça ne va pas.[13] — Monsieur собирается развестись, — объяснил первый носильщик. — О, — сказал второй носильщик. — Ага, — сказал третий. — Ну, — сказал Джонсон, — тема, по-видимому, исчерпана. Вам неинтересно слушать о моих огорчениях, — обратился он к первому носильщику. — Нет, почему же, — возразил носильщик. — Давайте говорить о чем-нибудь другом. — Пожалуйста. — О чем же нам поговорить? — Вы занимаетесь спортом? — Нет, — сказал Джонсон. — Вот жена моя спортсменка. — А вы как развлекаетесь? — Я — писатель. — Это хорошо оплачивается? — Нет. Но потом, когда приобретешь известность, — да. — Интересно. — Нет, — сказал Джонсон, — совсем неинтересно. Очень сожалею, господа, но я должен проститься с вами. Прошу вас распить и вторую бутылку. — Да ведь поезд придет не раньше чем через три четверти часа. — Я знаю, — сказал Джонсон. Подошла кельнерша, и он уплатил за вино и за свой обед. — Вы уходите, сэр? — спросила она. — Да, — сказал Джонсон. — Хочу немного пройтись. Чемоданы я оставлю здесь. Он надел кашне, пальто и шляпу. На платформе густыми хлопьями валил снег. Он оглянулся назад и в окно увидел трех носильщиков, которые все еще сидели у стола. Кельнерша выливала им в стаканы остатки вина из начатой бутылки. Неоткупоренную бутылку она унесла обратно. На этом они заработают по три с лишним франка на душу,
— Какое вам угодно, сэр? — Самое лучшее, — сказал Джонсон. — Какое тут самое лучшее? — обратился он к носильщикам. — Le meilleur?[6] — спросил тот, который заговорил первым. — Непременно. Носильщик вытащил из кармана золотые очки и стал смотреть карту. Он провел пальцем по четырем напечатанным на машинке строчкам с названиями и ценами. — "Sportsman", — сказал он. — «Sportsman» — самое лучшее. — Согласны, господа? — спросил Джонсон других носильщиков. Один из них кивнул в ответ. Другой сказал по-французски: — Самому мне не приходилось пробовать, но я много слыхал про него. Вино хорошее. — Бутылку «Sportsman», — сказал Джонсон кельнерше. Он посмотрел цену: одиннадцать швейцарских франков. — Ну, давайте две бутылки. Ничего, если я посижу тут с вами? — спросил он носильщика, предложившего "Sportsman". — Пожалуйста. Присаживайтесь вот здесь. — Носильщик улыбнулся ему. Затем он снял свои очки и спрятал их в футляр. — Что, monsieur сегодня празднует день рождения? — Нет, — сказал Джонсон. — Праздновать мне, собственно, нечего. Моя жена потребовала развода. — Что вы? — сказал носильщик, — Не может быть. — Другой носильщик покачал головой. Третий, по-видимому, был туг на ухо. — Дело, конечно, обычное, — сказал Джонсон. — Вроде первого посещения зубного врача или первого нездоровья у девушки, но меня это выбило из колеи. — Да оно и понятно, — сказал старший из носильщиков. — Я вас понимаю. — Из вас, господа, никому не приходилось разводиться? — спросил Джонсон. Он уже перестал умышленно коверкать слова и говорил теперь на хорошем французском языке. — Нет, — сказал носильщик, назвавший «Sportsman». — Здесь разводы бывают редко. Попадаются, конечно, разведенные мужья, но их немного. — У нас иначе, — сказал Джонсон. — Почти все разводятся. — Это верно, — подтвердил носильщик. — Я читал об этом в газетах. — Я сам немножко запоздал, — продолжал Джонсон, — развожусь только первый раз. А мне тридцать пять. — Mais vous êtes encоrе jeune,[7] — сказал носильщик. — Monsieur n'a que trente cinq ans,[8] — пояснил он двум другим. Те закивали в ответ. — Он совсем молодой, — сказал один из них. — И вы в самом деле разводитесь в первый раз? — спросил носильщик. — В самом деле, — сказал Джонсон. — Откройте, пожалуйста, бутылку, mademoiselle. — А дорого стоит развестись? — Десять тысяч франков. — Швейцарских? — Нет, французских. — Ага. Значит, на швейцарские деньги две тысячи. Все-таки не дешево. — Да. — Зачем же это делать? — Потому что этого требуют. — А для чего требуют? — Чтобы выйти замуж за кого-нибудь другого, — Да ведь это же глупо. — Вполне согласен, — сказал Джонсон. Кельнерша налила всем четверым вина. Они подняли стаканы. — Prosit! — сказал Джонсон. — A votre santé, monsieur,[9] — сказал носильщик. Двое других прибавили: — Salut. Шампанское было на вкус точно сладкая фруктовая водица. — Это что, швейцарский обычай — отвечать всегда на другом языке? — спросил Джонсон. — Нет, — сказал носильщик. — По-французски выходит вежливее. Кроме того, ведь здесь французская Швейцария. — Но вы говорите по-немецки. — Да, в моей деревне говорят по-немецки. — Понимаю, — сказал Джонсон. — Так вы, значит, никогда не разводились? — Нет. Это слишком дорого. И потом, я никогда не был женат. — Вот как! — сказал Джонсон. — А эти господа? — Они женаты. — Вы довольны, что женаты? — спросил Джонсон второго носильщика. — Как вы сказали? — Вам нравится быть женатым? — Oui. C'est normal.[10] — Именно, — сказал Джонсон. — Et vous, monsieur?[11] — Ça va,[12] — сказал третий носильщик. — Pour moi, — сказал Джонсон, — ça ne va pas.[13] — Monsieur собирается развестись, — объяснил первый носильщик. — О, — сказал второй носильщик. — Ага, — сказал третий. — Ну, — сказал Джонсон, — тема, по-видимому, исчерпана. Вам неинтересно слушать о моих огорчениях, — обратился он к первому носильщику. — Нет, почему же, — возразил носильщик. — Давайте говорить о чем-нибудь другом. — Пожалуйста. — О чем же нам поговорить? — Вы занимаетесь спортом? — Нет, — сказал Джонсон. — Вот жена моя спортсменка. — А вы как развлекаетесь? — Я — писатель. — Это хорошо оплачивается? — Нет. Но потом, когда приобретешь известность, — да. — Интересно. — Нет, — сказал Джонсон, — совсем неинтересно. Очень сожалею, господа, но я должен проститься с вами. Прошу вас распить и вторую бутылку. — Да ведь поезд придет не раньше чем через три четверти часа. — Я знаю, — сказал Джонсон. Подошла кельнерша, и он уплатил за вино и за свой обед. — Вы уходите, сэр? — спросила она. — Да, — сказал Джонсон. — Хочу немного пройтись. Чемоданы я оставлю здесь. Он надел кашне, пальто и шляпу. На платформе густыми хлопьями валил снег. Он оглянулся назад и в окно увидел трех носильщиков, которые все еще сидели у стола. Кельнерша выливала им в стаканы остатки вина из начатой бутылки. Неоткупоренную бутылку она унесла обратно. На этом они заработают по три с лишним франка на душу,