- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (58) »
руку Карабарчика и вышел с ним во двор.
— А-а, уже подружились? Вот и хорошо! — Прокопий ласково похлопал рукой по плечу найдёныша. — Теперь вас будет двое. Стёпке туго придётся! — улыбнулся он.
— Тятя, а тятя, почему он молчит всё время? — обратился Янька к отцу.
— Да потому, что он русского языка не понимает.
— Вот не догадался! — улыбнулся Янька. — А я думал, он немтырь.
Как тебя зовут? — спросил Прокопий мальчика по-алтайски.
— Карабарчик.
— Он говорит, что зовут его Скворцом, — перевёл отец.
Янька свистнул:
— Вот так здорово! Скворец!
— Чей ты? — продолжал расспрашивать Прокопий.
— Не знаю… — Карабарчик опустил голову.
— Кто твой отец?
— Был пастухом у Яжная.
— У кривого Яжная? — спросил с изумлением работник. — Это не твоего отца убил он в прошлом году?
Мальчик прошептал чуть слышно:
— Не знаю. Только нас с мамой Яжнай выгнал из аила[3], и мы жили в лесу.
Прокопий с жалостью посмотрел на мальчика. Ему вспомнился случай с пастухом бая: защищаясь от побоев, пастух ударил хозяина палкой и за это был убит. Дело замяли, и преступление Яжная осталось безнаказанным.
— Родные у тебя есть?
— Не знаю.
— Эй, Прокопий! — раздался с крыльца зычный голос Зотникова. — Веди мальчонка.
— Пойдём, хозяин зовёт, — взяв за руку Карабарчика, работник повел его к дому. — Да ты не бойся! — говорил он мальчику, видя, что тот упирается. — В обиду тебя не дам.
Когда Прокопий с Карабарчиком вошли в горницу, семья Зотниконых сидела за чаем.
Из-за самовара выглянуло злое лицо хозяйки.
— На кой ты грех его подобрал? — набросилась она на мужа. — Мало их, нищих, шляется по дорогам, так тащи всех в дом.
Евстигней поставил недопитое блюдце на стол и провёл рукой по окладистой бороде.
— Да, парнишка незавидный. Работать, пожалуй, не сможет скоро. Разве отправить его на маральник?[4] Может, там поправится. Прокопию помощник будет. — Евстигней вопросительно посмотрел на жену.
— Куда хочешь девай, а в дом не пущу.
Зотников в раздумье почесал затылок.
— Евстигней Тихонович, отдайте мальчика мне! Куда ему теперь? Ни отца, ни матери… Пропадать, что ли? — Прокопий погладил найдёныша по голове.
Хозяин крякнул и опустил глаза.
— Пускай берёт! — хозяйка посмотрела на мужа и махнула рукой: — Только насчёт пропитания на нас чтобы не надеялся.
Карабарчик стоял тихо и с удивлением разглядывал просторную избу. Его поразили невиданные цветы и птицы, нарисованные на стенах и потолке, очевидно, проезжим маляром. Наглядевшись на них, он перевёл глаза на сидящих за столом и увидел мальчика, который украдкой показывал ему язык.
Карабарчик в растерянности отвернулся к стене. Вдруг он почувствовал, что кто-то больно ущипнул его, и, оглянувшись увидел рядом хозяйского сына Стёпку.
Найдёныш заплакал.
Прокопий оглянулся и оттолкнул Стёпку:
— Зачем обижаешь?
— А тебе что, жалко? Он ведь алтаец! — тон хозяйского сына был вызывающий.
— И алтаец такой же человек, как и ты.
Варвара, жена Зотникова, всплеснула руками:
— Господи! Да ты, Проня, совсем с ума сошёл! Нашёл с кем хозяйское дитё сравнивать. Степанко-то ведь крещёный, а этот что? Имени даже человеческого не имеет.
— И то правда, алтаец души не имеет, — поддакнул жене Евстигней и, обратившись к Прокопию, махнул рукой: — Бери его к себе, коли хлеба много.
Глава вторая
В семье Прокопия Кобякова Карабарчика окружили лаской и заботой. Степанида была доброй женщиной и жалела найдёныша. — Сиротка ты моя бесталанная! — гладя его по голове, говорила она. И мальчик, чувствуя ласку, доверчиво прижимался к ней. Верным другом был и Янька. — Если Стёпка тронет Карабарчика, я ему мялку дам! — говорил он отцу. — Драться нехорошо, — останавливал сына Прокопий. — А если он первый полезет, что мне нюни распускать, что ли? — Янька решительно встряхивал вихрастой головой. — Теперь он побоится: вас ведь двое. Шли дни. Карабарчик быстро осваивал незнакомый ему русский язык. — Зды-равствуй, друг! — обратился он однажды к Яньке и протянул ему руку. Янька подпрыгнул от радости и, схватив Карабарчика, стал кружить его вокруг себя. Утомившись, он спросил: — А по-алтайски «здравствуй» как? — Эзен. — А дом? — Янька показал на большой дом Зотникова. — Аил. Наглядный урок русского языка неожиданно был прерван. Ребята заметили Стёпку. Он бегал по двору с верёвочкой, к которой был привязан воробей. Слабо трепыхая крыльями, воробей то взлетал вверх, то опускался к земле, пытаясь вырваться из рук своего мучителя. Наконец с раскрытым клювом, тяжело дыша, он упал к ногам ребят. Янька поднял полумёртвую птичку и гневно крикнул подбежавшему Стёпке: — Ты зачем воробья мучаешь? — А тебе какое дело? — Стёпка, выхватив птенца из рук Яньки, с силой сжал его в руке. — Воробей только слабо пискнул. — На! — Степка бросил Яньке воробья, плюнул на Карабарчика и побежал. Карабарчик растерянно поглядел на своего друга. Янька кинулся за обидчиком и, догнав его возле крыльца, свалил с ног. — Hе души птичек! Не плюйся! Вот тебе, вот тебе! — работая кулаками, он не давал Стёпке подняться с земли. — Скворец, дай ему пинка! — скомандовал Янька подбежавшему другу. На шум выбежала Варвара. Схватив Карабарчика за волосы, взвизгнула: — Ах ты бездомник! Хозяйского сына бить? Бросив Стёпку, Янька разбежался и, как молодой бычок, ударил Варвару головой в живот. Та ойкнула и присела на ступеньки крыльца. Ребята, воспользовавшись этим, стремглав бросились к своей избе. — Вот мошенник, чуть с ног меня не сшиб! Чистый разбойник!.. Стёпочка, не плачь. Приедет отец, мы их проучим! — запричитала Варвара, поднимая хныкающего Стёпку. У конюшни показалась Степанида, нагруженная вёдрами. — Ты своего варнака прибери к рукам да алтайчонку встряску дай, а не то я сама их проучу, как хозяйского сына трогать! — напустилась на неё Варвара. — Да ты что, Варвара Кузьмовна! — остановилась Степанида. — Ребята на дню могут десять раз подраться и помириться. Известно, дети, — добавила она мягко. — Ты меня не учи! — поднявшись на крыльцо, Варвара подбоченилась. — Покамест я здесь хозяйка. Не любо — можете убираться на все четыре стороны! Кормильцы у вас теперь с Пронькой есть! — продолжала она язвительно. — Яшку-мошенника с одного конца деревни пошлёшь кошелём трясти, алтайчонка — с другого, вот вам и хлеб. Степанида махнула рукой: — И ваш-то хлеб не слаще мирского, — и, повысив голос,- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (58) »