Эрн В Ф Время славянофильствует (Война, Германия, Европа и Россия)

В.Ф.ЭРН

ВРЕМЯ СЛАНОФИЛЬСТВУЕТ

ВОЙНА, ГЕРМАНИЯ, ЕВРОПА И РОССИЯ

ЛЕКЦИЯ ПЕРВАЯ

I

Я знаю: многое из того, что я буду говорить сегодня, покажется - и должно показаться - парадоксальным. Поэтому я должен начать с точного разъяснения моей темы и пределов моей задачи. Мое главное положение: время славянофильствует, означает прежде всего, что славянофильствует время, а не люди, славянофильствуют события, а не писатели, славянофильствует сама внезапно заговорившая жизнь, а не "серая теория" каких-нибудь отвлеченных построений и рассуждений.

Своим положением я меньше всего хочу сказать, что в наше время размножились славянофилы или что славянофильские доктрины вошли в моду и стали темой дня. Напротив! Умонастроение образованных русских людей в массе теперь, как и встарь, равнодушно или враждебно славянофильским идеям. Следовательно, не людей и не мнения их имею я в виду, когда говорю о времени. Каждая эпоха истории, эмпирически дробящаяся на бесчисленные отдельные факты, складывается тем не менее по линиям неповторимой индивидуальности, и внутренняя организующая сила этой индивидуальности может быть названа древним термином: эоном. Своим положением я хочу сказать, что каково бы ни было массовое сознание образованных русских людей, мы фактически вступаем в славянофильский эон нашей истории; он же самым тесным образом связан с судьбами всего мира. Чудовищный вулкан смерти и крови, вдруг восставший над всей Европой, на великий суд и испытание созвал государства и племена, и то, что в жизни народов было скрыто под семью замками, неожиданно всплыло вверх и засияло ослепительным светом; то же, что всем бросалось в глаза, что всеми превозносилось и славословилось, вдруг зловеще померкло, и общепризнанные учительные светильники пред лицом всего мира с удушающим чадом сами сдвинулись с мест. Лик земли во мгновение ока решительно переменился, а стрелка истории перелетела бездны времен.

Моя задача состоит в том, чтобы оправдать мое положение и попытаться установить, что то, что казалось чистейшей славянофильской фантастикой и патриотическим сновидением, начинает сбываться, переходить в явь, и то, о чем с косноязычием, с ошибками, с гениальностью, со страстью говорили отдельные единицы, становится историческою действительностью.

Но для того чтобы устранить всякую неясность в моей теме, я должен сказать, что под славянофильством я разумею не тленную букву различных славянофильских доктрин и не греховные ограничения, которые затемняли святую сущность их основных постижений, а лишь животворный, вселенский дух, который явно сквозил и сиял через рубища их исторических, общественных и даже философских доктрин. Живое сердце славянофильского мирочувствия с особенной чистотой и пламенностью бьется в Пушкинской речи, и слово Достоевского: всечеловечность - есть гениальная формула, к которой, как к живому центру своему, тянется все великое и живое в умозрении славянофилов.

Итак, я хочу показать, что время славянофильствует в том смысле, что русская идея всечеловечности загорается небывалым светом над потоком всемирных событий, что тайный смысл величайших разоблачений и откровений, принесенных ураганом войны, находится в поразительном созвучии и в совершенном ритмическом единстве с всечеловеческими предчувствиями славянофилов.

II

Прежде всего, старая антитеза Россия и Европа вдребезги разбивается настоящей войной, и в то же время из-под ее обломков с непреоборимой силой подымаются новые антиномии, новые всемирно-исторические противоположения и новые духовные задачи.

Громовые удары войны до оснований потрясли всю систему европейской жизни. Потрясение началось с факта: Германия противостала Европе, и Европа противостала Германии. Говоря об этой внезапной антитезе, я меньше всего имею в виду военные действия. И в 70-м году Германия воевала с Францией, но это был частный конфликт. Вся остальная Европа оставалась нейтральной и безразличной, очевидно потому, что Франция тогда сражалась лишь за себя, а не за достояние всего человечества. В настоящее время антитеза перестает быть частной, несмотря на то, что в конфликте участвуют далеко не все народы Европы. То, что заставило Европу восстать на Германию и Германию восстать на Европу, имеет глубокие и универсальные корни. Лицом к лицу тут встречаются две мысли, два самоопределения, два лика самой Европы или, еще лучше, Европа и ее двойник. Трагизм положения подчеркивается тем, что двойник в роли представителя и квинтэссенции Европы чувствует себя необыкновенно твердо и прочно. Материальной уверенности, крови и силы в германском двойнике едва ли не больше, чем в самой Европе. И в чем он чувствует (или, по крайней мере, до войны чувствовал) безусловный перевес и безусловное превосходство - это то, что он сознает себя совершенно свободным от всех предрассудков "старой" Европы. Ему все позволено: истина, честь, договоры, гуманность, запреты религии - не вызывают в нем никаких сомнений и никаких колебаний. Его нервы в превосходном состоянии, и все свое предприятие в последнем счете он готов охарактеризовать как мировую ставку на нервы.

Европа ли он или анти-Европа? Последняя ли точка в развитии европейской идеи, бесстрашный, могучий и самый передовой авангард всего европейского человечества или же чужеядное растение, паразит на благородном теле европейской культуры, ее внутренний срыв и провал?

Самым характерным и показательным в духовном состоянии современной Европы, без сомнения, должно быть признано то, что на эту дилемму она не может ответить ни "да" ни "нет". В этой дилемме скрыта глубочайшая европейская апория. И ее миновать - это значит решительно ничего не понять в происходящих событиях.

В самом деле, здесь склубились в трагический узел все вековые недоразумения и тысячелетние болезни Европы. Германия кость от кости и плоть от плоти европейской. Она была могучей участницей средневековой культуры и Возрождения, она произвела Реформацию, она почти единолично создала блестящую эпоху неогуманизма с целой плеядой мировых имен; в XIX веке к пышной и роскошной философии немцев зачарованно прислушивалось все образованное человечество. Их музыка завоевала все страны. Затем идет величественный расцвет естественных, исторических и филологических наук. Перед самой войной немцы занимали, по общему признанию, если не гегемонию во всей культурной жизни Европы, то, во всяком случае, бесспорно одно из самых первых и самых почетных мест. Если Германия не Европа, то Европы вовсе нет никакой. Отрицать, что Германия есть один