надеялась, что он предложит руку и сердце, причем в ближайшем будущем.

Да-да, только об этом она и мечтала.

Линни прогнала посторонние мысли, вышла из своего убежища и решительным шагом направилась к лучшей в театре ложе, которую лорд Пеллеринг абонировал для нее, ее матери и ее жениха мистера Эванстона.

Мысль о мистере Эванстоне не прибавила оптимизма. От этого джентльмена хотелось бежать как можно дальше. А при виде затылка лорда Пеллеринга возникло новое сомнение. Кольцо светлых волос вокруг слегка заостренной лысины уже стало привычным, однако не рождало в душе нежных чувств. Но нужны ли нежные чувства?

Нет. Конечно, нет. Она вовсе не наивная дурочка, мечтающая о сладкой любви. Можно подумать, мужской затылок вообще способен вызвать сердечный трепет.

Неожиданно вспомнился затылок лорда Великолепие, и сердце повело себя странно. Нет, не затрепетало, конечно, но ощутимо вздрогнуло.

Наверное, она устала. Или проголодалась. Или и то и другое вместе. Линни собралась с духом и прошла к своему креслу. Извинилась и села на свой стул.

Леди Дарингтон укоризненно взглянула на дочь. Линни нечасто встречала это выражение, поскольку старалась избегать недовольства матери. Проще всего было просто не попадаться ей на глаза. Но сегодня слезы подступили так неожиданно, что пришлось поспешно покинуть ложу и спрятаться в укромный уголок.

Она сложила руки на коленях и прилежно уставилась на сцену — такую далекую, что лица артистов тонули в тумане. Колонна справа закрывала почти половину сцены, и уже было ясно, что даже если Эдмунд Кин когда-нибудь появится, спасти положение ему все равно не удастся. Ну а пока все еще тянулся бесконечный спектакль.

Мысли блуждали и вдруг, не спросив разрешения, своевольно вернулись к лорду Великолепие. Точнее, к его красивой шевелюре. Что ж, в признании очевидного факта не было ничего зазорного: джентльмен обладал прекрасными темными волосами, густыми и волнистыми.

Позволить себе представить, как выглядят без перчаток руки, тоже не возбранялось.

— Так-так, — послышался голос матери, и Линни поняла, что актеры, наконец, освободили сцену. Комедия все-таки закончилась. — Маркиз Дарингтон наконец-то изволил появиться в театре.

Линни тут же вернулась к холодной действительности, мгновенно прогнав образ красавца с романтической прической и грязным носовым платком в нагрудном кармане. Ее мать перегнулась через ограждение и, не отрываясь, посмотрела в партер.

— Поверить не могу! Что за невежество!

Сидевший сзади мистер Эванстон встал, бросил небрежный взгляд и высказал собственное мнение:

— Мне уже доводилось слышать, что молодые щеголи предпочитают толкаться в партере вместе с простолюдинами. Считают, что оттуда лучше видно.

Линни уже час сидела, глядя на колонну, закрывавшую добрую половину сцены, а потому считала, что молодые щеголи, бравшие места в партере, мыслят вполне здраво.

— Но он не один, а с дамой! Если не ошибаюсь, это мисс Амелия Реллтон, девушка из хорошей семьи. Какая наглость!

Линни ничуть не интересовало, кто и где сидел, а кто явился в театр с девушкой из хорошей семьи — непонятно, почему люди вообще употребляют подобные странные словосочетания. Но здесь, в этом зале, появился маркиз Дарингтон, и сам факт казался ужасным. Этот человек даже не пытался познакомиться. Просто прислал письмо, в котором настоятельно предлагал им с матерью освободить поместье в течение двух дней.

Терранс Грейсон, лорд Дарингтон, был тем самым человеком, встречаться с которым хотелось меньше всего на свете. Лучшее, что он мог бы сделать в жизни, — это навсегда остаться в поместье Айви-Парк и не показываться в Лондоне. При этом не помешали бы подагра и хроническая зубная боль. Ну а если ему когда-нибудь придет в голову жениться, то пусть жена окажется самой страшной из мегер и регулярно бьет мужа палкой.

И все же, несмотря на полное отсутствие любопытства, Линни не удержалась и вытянула шею, пытаясь заглянуть за ограждение.

— Право, этот человек ужасен, — пожаловалась леди Дарингтон. — Буквально два дня назад, на балу у Уортов, оскорбил меня неучтивым поведением.

— Не преувеличивай, Джорджи, — успокоил мистер Эванстон и снисходительно похлопал невесту по плечу. — Никакого оскорбления не было.

Линни на бал не поехала и сейчас изумленно смотрела на мать. Конечно, леди Дарингтон нечасто вспоминала о существовании дочери, однако о появлении в Лондоне столь одиозной личности можно было бы рассказать.

— Но ведь когда нас познакомили, негодяй сначала уставился на меня, как на чудище морское, а потом и вообще повернулся и ушел.

— Полагаю, он извинился, — заметил мистер Эванстон.

— Чрезвычайно лаконично! — последовал возмущенный ответ. Мистер Эванстон понял, что пора отступать.

— Говорят, — услужливо поведал он, — что Дарингтон окончательно превратился в зануду и невыносимого циника. Считает себя умнее всех и не разговаривает даже с теми, кому должен был бы кланяться.

Ах, милый мистер Эванстон! Уж он-то отлично знал, как ублажить подругу жизни. Впрочем, особых усилий и не требовалось: достаточно было во всем соглашаться и держаться в тени.

— А ты слышала, что он заявил миссис Килтен-Уайт?

— Нет, не слышала, — драматическим шепотом ответила леди Дарингтон.

— Ну, так вот. — Мистер Эванстон наклонился и предусмотрительно огляделся. К счастью, посторонних в ложе не оказалось. — Помнишь, в каком наряде миссис Килтен-Уайт явилась на бал? Оделась во все фиолетовое — с ног до головы. Даже перо на фиолетовом тюрбане оказалось фиолетовым. — Мистер Эванстон выгнул напудренные брови. Он любил пудру, несмотря на то, что она давно вышла из моды. Ну а Линни сразу начинала страшно чихать. — Так вот, лорд Дарингтон заявил без всякого вступления и прямо в лицо, что ненавидит фиолетовый цвет.

— Не может быть!

— Представь себе, так и сказал!

Линни и сама не слишком любила фиолетовый цвет. А уж зрелище массивной фиолетовой фигуры миссис Килтен-Уайт с огромным фиолетовым тюрбаном на голове, должно быть, действительно не вызывало восторга.

Но она, конечно, ничего не сказала.

Думать можно все, что угодно, а вот говорить не стоит.

— Ты только посмотри! — возмущенно прошептала леди Дарингтон. — Эта девчонка только что ему помахала! — Она показала в ложу напротив.

— «Эта девчонка» — мисс Элизабет Притчард, дорогая, — пояснил мистер Эванстон с улыбкой, больше напоминавшей отвратительную плотоядную гримасу.

Линни поморщилась.

— Неужели никто до сих пор не объяснил мисс Притчард, что рубины не гармонируют с этим ужасным зеленым