А посему бренди он тоже прихватил с собой и тщательно запер дверь в свою комнату.

В руках у Дубины появился скрученный трос с металлическим наконечником. Ржавый отлично понимал, что преимущество не на их стороне, а стало быть, надо сматываться. Пятерка неприятелей медленно, но грозно двинулась им навстречу. Ржавый торопливо шепнул Доктору: «Займись лампой» — и, не дожидаясь ответа, уверенный, что его поймут с полуслова, схватил ближайший столик и метнул его в приближающихся бандитов. Цепочка врагов на миг распалась, а Доктор, воспользовавшись заминкой, при помощи стула благополучно расправился с лампой.

Едва успела воцариться темнота, как Ржавый левой рукой ухватил стул, а правой сгреб в охапку перепуганного парня. Сперва он метнул стул в выходящую на улицу витрину, отчего стекло с эффектным звоном разбилось вдребезги, а следом вышвырнул и юношу, который под градом осколков ухитрился невредимым вылететь на улицу. Сам Ржавый выбрался на улицу тем же путем. Юноша робкой тенью пристроился к нему.

— Жми во все лопатки! — крикнул ему Ржавый и бросился бежать, на ходу отбив занесенный бандитов нож.

Вздумай Дубина и Доктор последовать за своим главарем, им пришел бы конец: ножевые удары настигли бы их с тыла. Поэтому они, избрав единственно верную стратегию, рванули навстречу атакующим Палачам.

Те несколько растерялись от неожиданного натиска. Дубина перепрыгнул через стойку, а Доктор вскочил на нее, принялся ожесточенно забрасывать атакующих бутылками. Одна из увесистых бутылей разбилась о голову Гарпунщика. Наступающие были вынуждены на шаг отступить. Трактирщик забился под кровать, нервно закурил, пытаясь по звону бьющейся посуды определить степень понесенного урона. При этом он твердо решил, что вставлять новые стекла в витрину не имеет смысла.

Воспользовавшись секундной передышкой, Доктор и Дубина опрокинули заставленную ликерами полку, чтобы перекрыть путь преследователям, и, с маху выбив дверь в комнатушку трактирщика, выбрались оттуда на улицу через окно. Они еще успели заметить, как Ржавый и юнец скрылись за углом. Вдогонку им полетел какой-то темный предмет и, и чудом миновав их головы, с грохотом упал на мостовую. Дубина и Доктор мчались без оглядки. Генеральное направление им было известно; все трое уже давно условились, что в случае серьезных дискуссий с упрямыми оппонентами надлежит давать деру, а потом встречаться в кафе, где они были завсегдатаями.

Кафе это помещалось близ сухого дока, посещали его исключительно известные в округе личности, а над дверью светилась неоновая вывеска:

КАФЕ-РЕСТОРАН

«У ЧЕТВЕРКИ ДОХЛЫХ КРЫС»

ДЛЯ ПРИЛИЧНОЙ ПУБЛИКИ — ТАНЦЫ!

2

— Теперь уж точно придется сматываться отсюда, и побыстрее, — подвел итог Ржавый, когда вся компания была в сборе.

Молодой человек поочередно бросал испуганные взгляды на каждого из трех своих грозных спасителей, уже расположившихся в кафе-ресторане «У четверки дохлых крыс», где приличной публике сулили танцы (и, если верить другому объявлению, с иностранцами изъяснялись по-немецки).

Приличная публика, развлекающая танцами, состояла по большей части из безработных боксеров и торговцев с черного рынка, а также дамочек на любой вкус (попадались среди них как негритянки и малайки, так и белокожие). Дамы все, как на подбор, были облачены в коротенькие платья с глубоким декольте и пребывали в состоянии подпития.

— По-моему, нам пора отсюда сваливать, — согласился Господин Доктор. — Палачей этих здесь пропасть, всех не перебьешь. Я и так удивляюсь, чего это мы ввязались в потасовку из-за какого-то незнакомого хлюпика.

— Я вам искренне и глубоко признателен… — заговорил молодой человек по-прежнему дрожащим голосом, но Ржавый добродушно прервал его:

— Да ладно тебе миндальничать, мы же не в школе танцев! У меня давно руки чесались врезать как следует этой скотине. Да и вообще осточертело мне здесь, в Пирее. Айда, ребята, в Северную Африку, повеселимся на полную катушку в Порт-Саиде! А тебя отныне станем звать Мальцом, потому как вид у тебя, будто ты только вылез из коротких штанишек.

Тем самым за юношей окончательно закрепилось прозвище Малец. Обряд «крещения» в этой среде был чрезвычайно простым. Здесь никогда не докучали человеку неделикатной просьбой назвать имя, данное ему при рождении. Предпочитали снабдить новичка кличкой, с которой он был волен расстаться в ближайшем порту. Подлинных имен друг друга здесь, в сущности, никто не знал. Если кто-то ловко орудовал ножом, за ним закреплялась кличка Мясник, если у кого-то было лицо в оспинах, тот, не трудно догадаться, ходил в Рябых. Некий широкоплечий, коренастый индеец-апач был здесь известен под кличкой Буйвол, и, когда он до срока погиб в поножовщине, установить его подлинное имя так и не удалось. На надгробии написали: неизвестный. Однако возлюбленная этого Буйвола со временем накопила денег на памятник, и ныне апач спит вечным сном под роскошной гранитной плитой, на которой высечена надпись:

ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ БУЙВОЛ.

ЖИТИЯ ЕГО БЫЛО ПРИМЕРНО

ЛЕТ СОРОК.

— Ну а теперь, Малец, давай выкладывай, зачем мы тебе понадобились, — обратился к юноше Дубина.

— Мне сказали, будто Ржавый… то есть господин Ржавый… сбежал из Иностранного легиона.

— Вот оно что! — удивился Ржавый. — Дыма без огня не бывает. А чего к тебе Крокодил прицепился?

— Я разыскиваю брата… а мой брат пропал.

— Тогда понятно, сынок, почему людей нервируют твои расспросы, — кивнул головой Ржавый. — Среди здешних матросов вряд ли сыщешь такого, у кого на совести нет парочки отправленных на тот свет. В порту подобные вещи случаются сплошь и рядом: был человек, да сплыл, пропал бесследно. И выспрашивать про такие дела не принято. Ты сам-то каким ремеслом промышляешь?

— Слесарь я.

— Ты, брат, ври, да не завирайся, — укоризненно одернул его Ржавый. Он поднес к глазам маленькую грязную руку юноши. — Неужели эти руки знали физический труд?

Юноша упрямо молчал.

— Ну вот что, парень, — сказал Ржавый, — ежели ты вздумал нам врать, мы тебя своей защиты лишаем. Жаль только, что и от опеки Крокодила мы тебя тоже избавили. Ну да ладно, вали на все четыре стороны.

— Спасибо вам за все.

Молодой человек встал из-за стола и поспешно удалился. После его ухода три приятеля какое-то время сидели молча.

— М-да… — пробормотал наконец Дубина. — Нескладный он какой-то, этот малый. И все же его почему-то жалко.

— По-моему, дело было так, — изложил свои соображения