Стихи (Станислав Юрьевич Куняев) Страница 1 - Литвек

Живем, работаем и бродим

с горячим ветром на устах.

И, кажется, не видим родины,

не чувствуем, как воздух вроде бы, —

все так и все-таки не так.

Нет- нет я зов ее услышу,

припомню давний свой зарок,

что где-то есть деревня Пыщуг,

которая меня зовет.

Зовет не дозовется, бросит,

иные выплывут места —

мои калужские березы

и яченские омута.

Я вспомню дом с кривыми ставнями,

а то и просто — имя станции,

где остановка — пять минут…

Мы, где бы ни были, — оставили

следы души.

Они зовут…

Все громче, все слышнее просится

в твою судьбу большой итог:

тревожная разноголосица

когда&то пройденных дорог.

И час пробьет, когда в груди моей,

как я отсрочки б ни просил,

сольются голоса в единый

всезаглушающий призыв.

Вся память

разом в сердце ринется —

дороги, люди, города,

и что-то в этом сердце сдвинется,

что — неизвестно…

И тогда

ты примешь,

лоно простирая,

и, участь пращуров деля,

я растворюсь в тебе,

стирая

черты единственного «я»,

моя суровая, сырая,

мне нареченная земля.

Рот пересох,

шаг невысок,

черные сосны

да желтый песок.

Даже пилотка

от пота набрякла.

Высохла глотка.

и песня иссякла.

Раз! два!

Час… Два…

Мы идем,

а у нас под ногами,

как чешуйчатая змея,

вьется танковая колея,

и мы топчем и топчем ее сапогами.

Шуршанье песка

да стук автомата,

да пот с виска

течет у солдата.

— Привал! — и разом

кто в тень, кто в сон,

затылком наземь,

к небу лицом…

А в это время

по чужим берегам,

по картам штабным,

по материкам,

весь мир опоясав

тисненым железом,

с кровью и с мясом

границы разрезав,

как чешуйчатая змея,

вьется танковая колея!

И пока не раздавим ее,

мы получаем свое:

ни сладкого сна,

чтоб кругом тишина,

ни отдыха праздного,

ни легкого хлеба,

ни солнца красного,

ни синего неба —

нету!

Все

защитного цвету…

Знойная даль,

синяя высь.

Снова команда:

— Становись!

Песню! —

И над рядами пилоток

песня выплеснулась из глоток.

И надо всем —

над зеленой землей,

оплетенной железной змеей,

над смехом детей, над могилами

братскими,

над пылью,

над потом,

над песней

солдатскими,

и — потому что нет другого пути —

над дорогой,

которую надо пройти,

хоть умри, хоть надеждами вымость,

реет тяжелое слово —

необходимость!

Уроки военного дела.

Ребятам одиннадцать лет.

Война им в программу велела

вписать этот новый предмет.

Винтовки из струганых досок,

гранаты набиты песком,

в лаптях, в сапожищах отцовских,

а кто победней — босиком,

остриженные головенки,

чтоб не было вшей у вояк,

и песня разносится звонко:

— Врагу не сдается «Варяг»! —

Но больше, чем чтенье и русский,

мне нравится эта игра.

Мы молча ползем по-пластунски,

встаем — в атаку — Ура-а!

Мы целиться учимся, щуримся.

Смешно суетимся в строю.

О как это ветхое чучело

я четко и ловко колю!

…Плескалось дружинное знамя,

да голос срывался порой…

Никто не смеялся над нами,

над странною этой игрой.

Добро должно быть с кулаками.

Добро суровым быть должно,

чтобы летела шерсть клоками

со всех, кто лезет на добро.

Добро не жалость и не слабость.

Добром дробят замки оков.

Добро не слякоть и не святость,

не отпущение грехов.

Быть добрым не всегда удобно,

принять не просто вывод тот,

что дробно-дробно, добро-добро

умел работать пулемет,

что смысл истории в конечном

в добротном действии одном —

спокойно вышибать коленом

добру не сдавшихся добром!

Городкам в России нету счета.

Почта.

Баня.

Пыль и тишина.

И Доска районного почета

на пустынной площади видна.

Маслом размалеваны разводы,

две колонны — словно две колоды…

Работенка, скажем, неказиста

местных инвалидов-кустарей:

выцветшие каменные лица

плотников, доярок, слесарей.

Я-то знаю, как они немеют

и не знают — руки деть куда,

становиться в позу не умеют,

вот пахать и строить — это да.

Всматриваясь в выцветшие фото,

все как есть приму и все пойму

в монументах временной работы

вечному народу моему.

А все еще гудят вокзалы.

Диспетчерам полно работы.

А все еще трещат причалы

и гомонят аэропорты.

Выпускники, переселенцы,

студенты, толкачи, снабженцы

берут счастливые билеты,

бегут в полночные буфеты.

Я тоже движусь в этой массе.

Я также набираю скорость.

К согражданам различной масти

в пути приглядываюсь порознь.

Мне женщина рукою машет.

Плывут перроны, люди, села.

Россия все никак не может

или не хочет жить оседло.

Строения конструктивизма —

вы означали в те года

апофеоз коллективизма,

союз

" Живем, работаем и бродим "

МАРШ БРОСОК

" Уроки военного дела "

" Добро должно быть с кулаками. "

ДОСКА ПОЧЕТА

" А все еще гудят вокзалы. "

ДОМ ЭПОХИ КОНСТРУКТИВИЗМА