- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (106) »
страницу прозы,
где летят к воде стрекозы…
Поразмыслить что к чему.
Но тебе-то что, засоне!
Утки крякают в затоне
лишь в полутора верстах.
Дребезжит стекло в окошке.
Снова гости мстятся кошке.
Всё покуда на местах.
Вон ты вскинулась — и сразу
мир вступил в другую фазу:
в ту, в которой только ты.
И ненужной стала книжка.
Хрустнул день, как кочерыжка,
весь кочанной чистоты.
(обратно)
Две сестры и Кандинский
ВЛАДИМИР МАКАНИН * ДВЕ СЕСТРЫ И КАНДИНСКИЙ Маканин Владимир Семенович родился в 1937 году в Орске Оренбургской области. Окончил МГУ. Живет в Москве. Постоянный автор “Нового мира”. Роман Изо всех продуваемых щелей вдруг начнут выползать они … Шепча!.. Вышептывая из себя задним числом свою вину и свою давнюю рассудочную боль. Бедолаги. Их поставят в самую середину насмешек. Но они вышепчут свое и выползут! Миллионноногая толпа. Тыщи тыщ. Стукачи, осведомители, информаторы. Они пинками укажут место всей забубенной ораве наших нищих... всех видов и расцветок. Кого — куда. Убогих, к примеру, в закутки. Бомжей — в их норы. Любовные парочки, заодно с алкашами, — затолкать по темным подъездам!.. Пенсионеров праздных — в их ободранные пятиэтажки. Без колебаний! В их конуры! По их теплым сортирам! Если они у них теплые! Всех подчистую выдавить, вытолкать с перекрестков. С улиц. С площадей... А сами вперед-вперед-вперед в колоннах по восемь! Грандиозный парад покаяния!.. Стукачи будут первыми из наших кающихся. Он сам попросится. Ему надоело шепотком. Ему не в кайф доносить скоропортящиеся, устаревающие, уже вчерашние сведения. Он скажет громко, в голос… Я — стукач, я был. Я был… Я был… Но теперь я хочу с вами… Из эссе 90-х ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1 И снова она полна счастьем… Да? Да!.. Ольга счастлива. Такая вот минута — счастливая тихая минута молодой женщины. Раннее-раннее утро, а в ее К-студии уже гость, и этот гость по-мужски самозабвенно (и тоже, надо думать, счастливо) спит в ее постели. Он, разумеется, не просто гость. Он — ее любовь. Он — Артем… Артем Константа, так его зовут все… Да, любовь, вот она, обрушилась на Ольгу. Любовь словно бы собралась сделать из Ольги какую-то другую женщину… Другую?.. Но какую?.. Ведь свободно и легко! И в голове ее, и в сердце — как в уже прожитой первой юности! Как после легкого… сладкого… южного… что там еще?.. крымского… солнечного… вина! Но… Уже не спится. Если порассуждать… Если без излишнего волнения. Без стучащего сердца. Если совсем-совсем спокойно… Артему сорок лет. Он — набирающий силу и уже сколько-то известный общественный деятель с яркой харизматической кличкой Артем Константа. И ведь они оба подходят — она ему, а он ей, еще как впору!.. Всё-всё-всё, даже по летам. Ему сорок — ей тридцать… Ольга возле постели, смотрит на спящего со сдержанным восхищением. Он умен, образован… Она сделала выбор. Но, конечно, волнение! Она женщина, она побаивается этих утренних сладких самооценок, ласкающих женское ухо… все-таки?.. не поспешила ли. У нее бывали ошибки. По-ночному мягко, вяло Ольга набирает телефонный номер. Вот-вот утро… Там, на другом конце Москвы, проснулась, уже на ногах, ее сестра Инна — и вот уже младшая сестренка напористо, атакующе выспрашивает у старшей: — Он спит? — Спит. — А ты? — Сторожу его сон. — И сторожишь сама себя от ошибки? — Что-то вроде. — А толпы растерянных! А жуткая копеечная бедность… Всюду карманники! Сумасшедшие пикетчики… Оль! А сколько нищих! — Куда теперь деться!.. Исторически необходимое смутное время. — А пустые магазины? — продолжает младшая. — А хапуги! А воры! А драки в очереди за водкой!.. Вчера, Оль!.. Мужику проломили башку его же бутылкой… — А у меня любовь, — поддразнивает сестру Ольга. — Оля! Наши улицы — уже совсем не наши. Барахолка!.. А какой вразброс бартер! Не хочешь ли купить и тут же сменять сахар на презервативы? А рис на бронежилеты?.. Инфляция все равно сожрет зарплату! за неделю! За три московских дня!.. — А у меня любовь. — Съешь сбережения, что дальше?.. А какой беспредел на улицах. Бездомные, беспризорные пацаны — с голодным волчьим взглядом! Волчата! Как будто война прокатилась!.. А у тебя — любовь… Тут Ольга уточнила, подправила младшую: — А у меня любовь и Кандинский. Ей хорошо в ее неглубокой, но с утра такой ласковой, милой, греющей жизненной колее. Гудки. — Инна, Инна!.. Да что такое! Опять прервали… * Телефонная связь восстанавливается не сразу. Повесив трубку, Ольга ждет звонка и маячит по студии… Почему бы ей поутру и не походить туда-сюда в знакомых пределах?.. Свои стены. Студия — большое полуподвальное помещение в недрах обычного девятиэтажного дома. Когда-то из этого полуподвала выглядывала пригретая площадка для показов опальных художников. Теплое теневое местечко. И заодно — тусовка для всякого рода инакомыслящих. Известное, но не слишком скандальное было место. Однако сейчас уже начало девяностых, и в духе перестроечного времени здесь проросла К-студия, или просто — студия “КАНДИНСКИЙ”, где вполне легально пропагандируется живопись знаменитого авангардиста. И так получилось, что безумным краскам Кандинского здесь в кайф. Уют признания! Наконец-то!.. Голодноватый, полуподвальный, но заслуженный честный покой. Репродукции, а также кричаще-яркие дешевенькие картинки-копии, конечно, на многое не претендуют. Однако картинки эти на удивление миролюбиво срослись с новообретенной жизнью. И ни безденежье, ни подползающий к Москве голод не заставят Ольгу менять репродукции на бронежилеты. Да и к сахару, что предлагают полумешками, она не заторопится. Она, Ольга Тульцева, критик, искусствовед, ведет эту студию. Но сейчас лето. Студия начнет работу с 1 сентября. Здесь же, в К-студии, Ольга и проживает, оставив отцовскую небольшую квартиру своей сестре Инне. Так им обеим удобнее. Разница в пять лет. Сестры близки. Можно сказать, они в постоянном общении. Спящий Артем чеканит во сне: — Дайте слово Кусыкиной… Но сначала крикливую Петрову… И сразу голосовать! Его обрывистые- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (106) »