пробиваются истерические нотки, но никак не могла с собой совладать.

— Никто толком не знает, — сказал Сергей. — Вот увидишь и нам расскажешь.

«Ну и шуточки, — подумала я. — Типун тебе на язык!»

— Говорят, он любит баб щекотать за причинное место, — сказал Иван. — Присядет какая там, где не положено, а он из земли высунется и забавляется. А может, мокрого не любит и проверяет, откуда это водичка льется.

Вспомнила я свой ночной визит под сосну и стало мне не по себе.

— Да ты не бойся, — успокоил Иван, догадавшись, о чем я подумала. — Это мужики, чтобы над девками подшутить, рассказывают. А на самом деле Кувыка пола не разбирает. Утаскивает под землю всех подряд — что мужчин, что женщин…

— У-тас-ки-ва-ет? — переспросила я.

— Ну да. Нас даже в детстве пугали: «Не будешь слушаться, тебя Кувыка под землю утянет».

— Так то пугали… — я старалась рассуждать спокойно. — А было, чтобы он кого-нибудь утащил?

— Лет пять назад Семен Вяхирев из Криулина пропал. Милиция его искала, не нашла. Вот его, говорили, вроде Кувыка унес.

— Семена потом в Павловом Посаде на рынке видели, — вмешался Сергей.

— Может, и видели, — сказал Иван. — Это ничего не значит.

— Что же, и он превратился? — фыркнула я. — В кого? В упыря подземного? По-моему, товарищи дорогие, вы меня разыгрываете.

Иван с Сергеем переглянулись.

— А зачем, — сказал Иван, — нам тебя разыгрывать? Тут, Оля, дело такое… Не до шуток.

— Слышь, Ольга, а не продать ли тебе участок? — сказал Сергей. — Купишь другой где-нибудь поблизости.

— Дудки, — отрезала я. — Что же это получается? На работе меня вытолкнули в отпуск без содержания и, того и гляди, вовсе сократят — КБ наше на ладан дышит. Дом на Сретенке, где мы прежде жили, купила какая-то фирма, и нас всех расселили — кого в Чертаново, кого в Братеево. А теперь нечисть подземная выживает меня с моего собственного клочка земли. Нет, не дамся я. Буду стоять до последнего.

— Это хорошо, — одобрил Сергей. — Тогда давай пахать. Неси лом.

Я слазила в подсобку за инструментом, и мы, одну за одной, отвалили все плиты и переворошили слежавшуюся под ними почву! Плиты мы выстроили рядком вдоль штакетника, поставив их на ребро. Вкупе с развороченной землей это придало дворику осадный вид.

Последний плацдарм… Погибаем, но не сдаемся.

— Ольга, идите-ка вы все к нам ночевать. С собачкой, — предложил Иван, поглаживая Роксая. — А завтра посмотрим, что и как.

— Нет, — твердо сказала я. — Спасибо.

— Ну что ж, — с сомнением проговорил Иван. — Земля вроде вся перекопана. Неожиданностей быть не должно.

Мужики опять переглянулись, попрощались и ушли.

Остаток дня тянулся долго. Наверное, потому, что мы с мамой ничем толком заняться не могли. Все валилось из рук. Да и привычного дела — возни с растениями — я лишилась. Ночи мы ждали, как новобранцы наступления противника. Сжав зубы и борясь с мандражом. Опасности, казалось бы, никакой — мы перекрыли врагу все подходы. Но все равно страшно было до чертиков.

Стемнело. Я запаслась оружием: на всякий случай принесла в дом топор и косу. Заперли мы покрепче дверь и сели коротать вечер. Мама принялась раскладывать пасьянс из двух колод, а я взяла книгу и забралась с ногами на тахту. Читать не читала, а больше прислушивалась. Роксай повертелся, повертелся, но поняв, что ничего интересного не будет, прилег на подстилку и задремал.

Старенький ВЭФ на подоконнике негромко бормотал задушевными дикторскими голосами, перемежающимися шорохом и музыкой, и эти привычные звуки убеждали нас, что в мире все хорошо и благополучно и что нет на свете ничего страшного… Ох, как хотелось в это поверить!

Наконец приемник пропикал и объявил: «В Москве — полночь».

— Ну все, — я закрыла книгу. — Пора на покой.

— Подожди, — остановила мама. — У меня как раз пасьянс начал сходиться.

И тут началось…

Под полом что-то завозилось, а затем в левом углу, у самой стены, раздался глухой удар — такой сильный, что дом дрогнул.

Мама ойкнула и неизвестно зачем смешала разложенные на столе карты. Роксай взвыл и взлетел на пол метра над своим матрасиком. Кажется, бедная собака со страху начала левитировать, как индийский йог. А я схватила топор, лежащий рядом на тахте.

Тишина.

— Оля, что это было? — пролепетала мама немного погодя.

— Не знаю, — процедила я, не выпуская из рук топор. — Возможно, очередной персонаж подмосковного фольклора. Подземный дедушка заигрывает с нами.

— Заигрывает?!

К ужасу в маминых глазах прибавилось недоумение.

— Это шутка, — проговорила я с досадой. — Не бери в голову.

Роксай, ощетинив загривок, смотрел в угол и захлебывался хриплым рычанием.

Под полом резко скрипнуло.

Кррк…

Я всмотрелась в угол.

Крррк…

Левая сторона крайней половицы дрогнула и слегка приподнялась. Так вот что это скрипит! Гвозди…

Только злость на саму себя помешала мне испугаться до потери пульса. Дура, растяпа! Перекопала весь участок и забыла о том, что под домом — тоже земля. Нетронутая. И нас от нее отделяют только доски, кое-как приколоченные к лагам.

Кррк…

— Мама, поднимайся наверх, — негромко сказала я, не сводя глаз с приподнимающейся доски.

— Нет, нет, — задыхаясь, прошептала она. — Я тебя одну не оставлю.

— Мама!!! — заорала я не своим голосом. — Иди наверх!

И мама, как ни странно, послушалась. Я услышала, как она, оступаясь, ковыляет по комнате и медленно взбирается по деревянной винтовой лестнице, ведущей на второй этаж.

Кррк…

Половица с противным взвизгом косо подскочила в воздух и, как грабли, брошенные зубьями вниз, опустилась на торчащие из нее гвозди. Под полом удовлетворенно хмыкнули, и следом заскрипела и закачалась соседняя доска.

Позади меня забухали вверх по лестнице тяжелые торопливые шаги — это Роксай дезертировал с поля боя.

Вторая половица оторвалась быстрее первой. Щель между досками раздвинулась, и оттуда выползло нечто среднее между щупальцем и длинным извилистым корнем, покрытым тонкими корешками и отростками. Было оно мертвенно-розового цвета.

Корень-щупальце покачался стоймя, как диковинное растение, потом опустился на пол и с тихим шорохом пополз ко мне. Я взвизгнула, отскочила в сторону и что было сил рубанула топором.

Мне приходилось корчевать корни, и я подсознательно ожидала, что и этот будет твердым и жилистым. Но он перерубился легко, и лезвие топора увязло в полу.

Культя юркнула обратно в щель, и оттуда послышалось огорченное хмыканье. Обрубок остался лежать совершенно неподвижно. Из него сочилась какая-то сероватая