вспышки гнева, но её не последовало.
— Ну и дурачина ты, Маклин! Я бы никогда не поверил, что ты убил Сканлона, да и сам Прескот не верил, что полиция повесит на тебя это дело. Тактический маневр Прескота, да и только, чтобы выиграть время и убрать лишних свидетелей. А вот теперь тебя можно вполне обвинить в укрытии вещественных доказательств и нападении на полицейского при исполнении.
— Ладно. Все равно поздновато приносить извинения. Не ожидал, что так получится. И куда теперь, в тюрьму?
— Дело закрыто, — довольно мрачно буркнул Мильтон. — Полагаю, мы тебе кое-чем обязаны за разгром банды, так что будем считать, что квиты. Но когда отсюда выйдешь, не суй нос куда не следует, занимайся своим подводным плаванием, а если что эдакое обнаружишь на дне — сразу сообщай!
Он встал и на прощание пожал мне руку. Я повернулся к сержанту Смайли и машинально протянул ему руку тоже.
— Наверное, мне следует помириться со всем личным составом полиции, пока есть такая возможность. Как? Принимаете мои извинения?
Смайли неожиданно улыбнулся и помолодел на добрый десяток лет.
— Кажется, мы оба неверно оценили друг друга, — признал он. Принимается, но с одним условием, что когда поправишься, придешь в наш спортзал, наденешь боксерские перчатки и дашь мне возможность отыграться.
Я рассмеялся.
— Тогда до встречи.
В дверях они столкнулись с девушкой. Золотистые волосы пышным ореолом окружали её голову. Она задавала обычные вопросы о моем здоровье, а потом многозначительно заметила.
— После больницы тебе надо будет отдохнуть, набраться сил. Вообще-то нам обоим нужен отдых.
— Есть какие-нибудь предложения, Элейн?
— Есть. Круиз вдоль западного побережья мимо островов со смешными названиями. Как тебе идея?
— Можешь готовится к отплытию. Я выйду через неделю.
Когда Элейн ушла, я прилег на подушку и закрыл глаза. Шум листьев за окном напоминал прибой, и показалось, что я погружаюсь в морские глубины. Темно-зеленая вода окрашивалась черным. Там из полутемного мира безмолвия, который я любил и ненавидел одновременно, вдруг донеслись звуки "Огней рампы". Мелодия казалась печальнее, чем на самом деле, и напоминала похоронный марш по убитой мечте. Только я начинал понимать, что это чужая мечта.