- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (175) »
цигарки,
Ветер бьет наотмашь
По глазам.
Пять минут…
Покуда на приколе
Частый гром солдатских каблуков, —
Осветилось дрогнувшее поле
Синей сталью
Вскинутых штыков.
Полевые алые горошки
Зашатались в утренней росе.
Золотые знойные сережки
За звенели, двигаясь в овсе.
Самолеты ринулись и танки,
Пушки в белых облаках пальбы.
Пять минут неполных
До атаки…
Холодеют спины и чубы.
Хмуро и предельно терпеливо
Все того, что сбудется,
Мы ждем.
Смотрим сквозь нескошенную ниву,
По которой, падая,
Пройдем!
АТАКА
Когда метет Во все широты
Мужское злое: «Душу — мать!..» —
Никто распластанную роту
Не может с наледи поднять.
Дрожат чубы,
Сердца седеют,
Грохочут залпы у виска.
И в ту минуту апогея
Ты в землю вдавлен…
До броска.
Она шевелится под нами,
Земля родимая, сама.
А позади — Россия — мама,
А впереди —
Огонь и тьма.
И страх суровый и холодный.
Мохнатый ужас той поры…
Тогда Иван,
Курносый взводный,
Рванет наган из кобуры.
Махнет рукой с пол — оборота
И прыгнет с наледи: «А — а-а!..»
Рванется взвод его….
И рота,
А там и армия сама.
И гневный миг короткой
Схватки
Приблизит майский наш салют.
Его потом на плащ — палатке
С пробитой грудью унесут.
А парень родом был с Кубани,
Он превозмог и боль, и страх,
Звезда мерцает
На погоне
С безбрежной млечностью в глазах.
ПУШКАРЬ
В тишине, после трудного боя,
Он присел на горячий лафет,
Пот со лба вытирая рукою,
Липкой крови и пороха след.
Он глядит в потемневшие дали —
Соловьи о весне говорят.
Приднепровский рубеж отстояли:
Самоходки и танки горят.
Из‑под каски глубокая складка
Через лоб пушкаря пролегла.
Потому — броневая атака
Беспримерной атакой была!
Это было, пожалуй, не просто —
Так плеснуть огоньком по врагам!..
Молодые лесные березки
Припадают к его сапогам.
И покуда никто не заметил,
Как и тревоге мальчишеских лет, —
Стал возвышен собой он и светел,
Головою пшеничною — сед.
ПЕСНЬ НЕРАСТРЕЛЯНОЙ ХАТЕ
Подступили к горам, с боевыми потерями,
Каждый воин был отдыху краткому рад.
Был начальник у нас в полковой артиллерии:
Капитан, под фамилией местной Курлат.
Сам он пушки со смыслом поставил по скату,
Сапоги заблестели, кубанка на нем.
— У меня в Неберджаевской — ридная маты…
— Как возьмем Неберджаевку, там отдохнем!
Нова хата моя — па высоком помосте,
Мать зарубит курчёнка, наварит лапши:
Приглашаю свою артиллерию в гости…
— Ты, пока, шутковагь капитан не спеши! —
—
Подошел землячек, старшина батареи:
— Хата третьей по краю, стоит на пути.
— Поспешай‑ка сюда, командир, поскорее
— И в подзорные стекла свои погляди.
Взял бинокль Курлат, ивняки раздвигая,
Нетерпенье с волненьем большим не тая.
Огорошен казак:
— Ой ты ж, мама родная… —
— Хата так же стоит да она, не моя!
У крылечка фашисты, как юркие крабы,
Лезут в хату — из хаты,
Туда и сюда.
Под сараем танкетка и танки с крестами, —
Да не только лишь в эгом большая беда.
На подворье не видно ни пса, ни курчёпка,
Мама, тронута горем, спешит в погребок.
А сопатый верзила соседку — девчонку
Ухватил за подол и в сарай поволок.
Подошел генерал…
Доложил генералу:
— Производим готовность для точной стрельбы!
— Ну, а что же Ваш дом?..
— Виден мало — помалу… —
Третьим с краю стоит от безвестной судьбы.
— На слепую судьбу, капитан, не надейтесь, —
— Сам решай, что как надо, кубанец Курлат!
К пушкам лучшие встали стрелки — батарейцы
И вогнали в стволы громобойный заряд.
Первый пробный снаряд громыхнул в огороде,
А второй — сараюшку с боков расшатал.
Устремились фашисты бежать по дороге —
Тут‑то их и накрыл атакующий шквал.
Похвалил генерал:
— Постарались, ребята!
— Так и будем в фашистского змия шмалять!
— Батареей полка не расстреляна хата,
Даже стекла от улицы можно вставлять. —
… Мать упала на грудь дорогого сыночка,
Охладелой душою своей трепеща.
И пока батарейцы дремали в садочке —
Напекла лавашей, наварила борща.
Я ОТБИЛ СЕЛО…
Я отбил село…
На поле боя,
Над текучей русскою водой
Сплю в траве: гранаты — в изголовье,
Автомат с рожками под рукой.
У того села в цепях пехоты
Мы ползли…
А поле рыл снаряд,
На шинелях вражьи пулеметы
Хлястики срезали у ребят.
Я уснул легко и слышу телом
Землю ту, что Родине вернул.
За зеленым садом поределым
Первый взвод мой тоже прикорнул.
Я отбил село трудом и кровью,
Плечи в липкой саже и в пыли.
К моему склоняясь изголовью,
Вечер, клонит травм до земли.
Спится мне:
За светлою рекою Не строчат кусты из ППШа,
А жуют траву степные кони —
Радости исполнена душа!