окружила тишина, глубокая, напряженная и трепетная. Я заплакала, но быстро утерла слезы. Это был триумф, а не трагедия. Это был самый лучший час моей жизни. Последнее колебание я ощутила, поднявшись по лестнице и оглянувшись на средневековый зал. У меня было такое ощущение, словно я посмотрела в прошлое, вслед Стиву, и мимо него на Пола, и подумала, как странно, что какому-то мрачному помещичьему дому в самой глубинке Норфолка было суждено сыграть такую большую роль в их богатых, сложных, космополитических жизнях. Секундой позже я поняла, что толковала прошлое неправильно. Вовсе не этот дом сыграл решающую роль. Я как-то автоматически осознала, что всегда отождествляла Мэллингхэм с самой собою. Я была слишком молода, как однажды сказал Пол, чтобы перерезать пуповину, связывавшую меня с Мэллингхэмом, и в течение многих лет была слишком незащищена, чтобы осознать самое себя. Но я больше не была незащищенной. Путь к зрелости, начавшийся, когда Джеффри вкатил ту корзину в кабинет Пола, наконец, завершился, и Джеффри был со мной снова, теперь, когда я вступала в новую жизнь в другом мире.
Пришла пора перерезать эту пуповину.
Надо мной парили в вышине стропила древнего зала. Я в последний раз пристально посмотрела кругом торжествующим взглядом. Мое сердце пылало самой страстной любовью. Потом я с чувством гордости вошла в комнату, в которой перехитрила Корнелиуса Ван Зэйла, и спокойно повернула выключатель маленького радиоприемника Элана.
ЛитВек: бестселлеры недели
