мудрость его предков и скрытое знание всех тех животных, которых он съел за свою жизнь и души храбрых врагов, также удостоившихся чести быть съеденными, словно они — часть семьи, втекали в мое сознание. Я не уверен, что ты в состоянии это понять, малыш.

Я покачал головой.

— Человечество никогда не умрет, понимаешь. Умирают только люди. Иногда маленькая часть целого теряется, несколько десятилетий выпадают, но жизнь в целом сохраняется, если не в этом теле, так в другом. Иногда личность обесславливает себя, и тогда его потомки сами отказываются его есть. Это огромный стыд, и Личность сама уходит, чтобы умереть где-то в одиночестве.

Яркие, как вспышка сверхновой, корабли спускались. Люди никогда не видели ничего похожего. Мы смотрели на это и не могли описать, ведь тогда у нас ещё не было языка. Ты видел картины, высокие арки из блестящего металла, гордые люди делают первый шаг на новую землю. Но я там был и могу сказать, что ваши люди были больны. Они пошатываясь спускались по трапу, и от них пахло лучевой болезнью. Мы могли уничтожить их всех прямо там ещё тогда.

Люди построили деревню на месте приземления и стали выращивать урожай на костях своих мертвецов. Мы предоставили им самим себе. Они не казались способными адаптироваться. Они были слишком странными и слишком медленными, мы ещё не попробовали ваш чарующий запах. Поэтому мы пренебрегли вами и ушли, озадаченные.

Тогда было начало весны.

Половина выживших умерла к середине зимы, некоторые от болезней, но большинство — из-за нехватки пищи. Это нам не было интересно. Но потом женщина оказалась в глуши и навсегда изменила нашу вселенную.

Когда ты повзрослеешь, тебе расскажут историю этой женщины, о том, какая беда привела её в ту глушь. Это часть вашей истории. Что до меня, то вид её, одной в горах, в зимнюю стужу пробирающейся сквозь снега на голой ярости, очень напоминал о снежной королеве. Кусок мяса в голодный год, горячая кровь жертвы в солнцеворот.

Впервые я увидел ту женщину, когда съел её супруга. Он вышел из своей хижины, как всегда, вечером на закате, с ружьем в руке, но он не осмотрелся. Я наблюдал за ним уже пять дней, и его поведение не менялось. На шестой вечер, когда он вышел, я сидел на крыше. Я позволил ему отойти на несколько шагов от двери, затем прыгнул. Я почувствовал, как его шея ломается под моим весом, разорвал ему горло для гарантии и стал рвать куртку, чтобы добраться до его внутренностей. Это было развлечением, зимой мы иногда так играем с теми, чьи мозги мы никогда не станем есть.

Мой рот был полон, а моя морда была вымазана теплой, вкусной кровью, когда появилась та женщина. Я оглянулся, а она возвышалась, сидя на одной из ваших непонятных машин, которая, как я сейчас знаю, называется снегоход. Садящееся солнце пробилось сквозь облака позади неё, и на секунду она оказалась в его ореоле. Её узкая тень упала перед ней и достала до меня, мост из тени между нами. Мы посмотрели в глаза друг другу…

Магда одолевала подъем в мрачном состоянии духа. Я не охотница, думала она про себя. Из-за мяса, которое мы приносим, нас всегда будут привечать в Месте посадки, но со мной никогда не будут говорить вежливо. Ладно, я когда-нибудь прибью их за сладкие речи. Ребенок зашевелился, и она не глядя погладила его через меха, мурлыча:

— Ещё чуть-чуть, мой храбрый малыш, и мы будем в нашем новом доме. Тебе ведь он нравится, а?

Из разрыва в облаках за её спиной падал солнечный свет, заставляя снег нестерпимо сиять. Вскоре её глаза привыкли, и она увидела черный силуэт, согнувшийся над телом её любовника. Было ещё очень далеко, но её рука легла на тормоз и заставила снегоход остановиться. Небольшая ложбина перед ней была хорошо видна, снег вокруг трупа потемнел от крови. Последний дымок лениво выходил из трубы хижины. Тварь подняла свою башку и посмотрела на неё.

Казалось, само время замерло, дрожа от бессильной ярости.

Ларл взвыл. Он бросился на неё, быстрый, как мысль. Неуклюже — ей мешал младенец на животе — Магда выхватила ружье из крепления позади седла. Она стряхнула с рук варежки, плотно сжала ледяной металл, жгущий как огонь, сняла предохранитель и прижала приклад к плечу. Ларл был уже на полпути к ней. Она прицелилась и выстрелила.

Ларл упал. Его плечо словно взорвалось, отбросив его в сторону. Он упал и покатился по снегу.

— Получи, тварь! — радостно закричала Магда. Но зверь почти моментально поднялся, развернулся и побежал прочь.

Мальчик начал плакать, напуганный резким звуком выстрела. Магда завела мотор.

— Замолчи, маленький воин. — Её заполнило боевое безумие, древняя слепая ярость. — Это закончится быстро. — Она направила свою машину вниз, по следам ларла.

Даже раненым, это существо оставалось быстрым. Ей с трудом удавалось не отставать. Когда они достигли дальнего конца луга, Магда остановилась, чтобы выстрелить опять, добить зверя. Ларл отскочил в сторону. С этого момента их маршрут обогатился неожиданными сменами направления и прыжками из стороны в сторону. Тварь быстро училась, но не могла убежать от Магды. Она всегда была вспыльчивой, а теперь её кровь просто кипела. Она не собиралась возвращаться к остывающему телу любовника, пока его убийца был жив.

Солнце село, и в сумерках она потеряла ларла из вида. Она могла следовать по его следу, освещенному двойной луной, этим глубоким, отмеченным бордовым отпечаткам и темным брызгам крови, капля за каплей, падающих на снег.

Было солнцестояние и полнолуние — священное время. Я чувствовал это даже в глуши, убегая от этой женщины. Луны ярко сверкали на снегу. Я как-то особенно остро ощутил страх загоняемой добычи, и почувствовал какое-то просветление.

Ещё я чувствовал огромный страх за собственный род. Мы определили людей как непонятных, не очень интересных, медлительных, дурно пахнущих и туповатых существ. Теперь, преследуемый этой безумной женщиной, двигающейся на своей машине, с оружием, убивающим издалека, я почувствовал, что наше природное чутье подвело нас. Она была богиней охоты, а я — её добычей.

С людьми следовало договариваться.

Я оторвался от женщины, но знал, что она все равно преследует меня. Она была охотником, а охотник всегда добивает раненую добычу. Так или иначе она достанет меня.

Зимой все слишком старые и больные обязаны предложить себя другим. Священная скала была недалеко, за холмом, испещренным нашими норами, которые мы рыли с начала времен. Моим знанием следовало поделиться — люди были опасны. Они могут стать хорошей добычей.

Я добрался, когда луна была в зените. На плоской скале не было снега, когда я прихромал туда. Разбуженные запахом моей крови