желтые лилии в затонах… Все это так не вязалось с обычными представлениями городского жителя. Будь проклят тот, что первый вылил в Глубокие Ключи ведро мазута. Неприятное чувство шевельнулось в Транзисторове и замерло. Весь день он просидел на берегу, слушая птиц и наблюдая за полетом стрекоз над надводной гладью. В деревню он вернулся на закате, но мужики еще работали в поле.

— А как в будущем с пшеницей? — спрашивали Транзисторова малощедрухинцы.

— Без хлеба не сидим, — сдержанно отвечал Пол Лампьевич.

По деревне ползли сплетни:

— В будущем всего навалом…

— Птиц на фабрике делают…

— Все общее — бери, что хочешь!..

— Демократия…

Иногда эти слухи достигали сознания Транзисторова, и он пытался объяснить их происхождение. «Ограниченный кругозор, одностороннее восприятие жизни, — думал он, снисходительно улыбаясь. — Ясное дело — необразованный… но, главное, добрый народ, приветливый». Прошлое уже проникло в его сердце маленькими привязанностями. Под впечатлением здешней жизни он и не замечал за собой, что чаще, чем нужно, наведывается в гости к Петру Лобанову, где ищет встречи с Ефросиньей. А там, желая чуда, поджидала Транзисторова Матрена Аввакумовна.

— Аполлинарий, — молила она, — отправил бы ты меня в будущее. Хоть на часок, а? Ты не боись, я там хулиганить не буду. Я только туда и обратно, на минутку — уж больно охота посмотреть хоть одним глазком, как там, в будущем?

— Я попробую, — рассеянно отвечал Пол Лампьевич и поздним вечером шел на Красную горку посмотреть, как молодежь, вернувшаяся с поля, при кострах играет в лапту и горелки. Там среди ровесников бегала и звонко смеялась Ефросинья. Она казалась такой далекой и недоступной, как иная галактика, — у нее был свой мир, ей светили другие звезды. Тогда Транзисторов открыл как-то чемодан и свинтил из трубок машину времени.

— Ты никак домой собрался? — спросил Евдоким, откладывая недочиненное колесо.

Транзисторов нежно погладил никелированный пульт и тихо улыбнулся:

— Матрена Аввакумовна будущее просила посмотреть. — Хочешь, я вместе с ней и Степаниду твою отправлю?

— Хороший ты мужик, — запыхтел Евдоким и взволнованно полез в карман за махоркой. — Будущее — оно интересно!..

Этой ночью исчезли из Щедрухи две женщины. Весть облетела деревню. Интерес к гостю возрос. Только Петр, было, рассердился, узнав о выходке своей жены, но под натиском общего мнения, простил: все-таки в будущее сгинула. Транзисторов с тех пор каждый день стал уходить с мужиками в поле, где от зари до зари косили они траву. В полевой кухне за обедом он виделся с Ефросиньей. Люди были добры, веселы и не чуждались приезжего. Работали с песнями — так легче.

— А в будущем песни веселые? Спой! — просили Транзисторова.

— У меня голоса нет, — виновато клонил голову Транзисторов. — В следующий раз приеду — вам магнитофон с записями привезу.

Казалось, отпуск складывался удачно. И погода стояла хорошая, редкое облако заслоняло июльское солнце. Но тут как гром с ясного неба, вернулась из будущего Матрена Аввакумовна в противогазе и всю деревню до безумия довела:

— Святы небесныя!.. И даже тучи там разноцветные. Не жизнь у них, а ярмарка — на улицах толкучка, бабы крашеные, почти голые ходют. Дорогу не перейти — сшибут. А вдоль дороги, что твои метлы в землю воткнутые, деревья стоят стриженные, окультуренные!

Глядя на противогаз и представляя метлы вдоль дороги, селяне до утра молились перед лампадкой. Мужики с тоски перепились. К Транзисторову прибежал бледный дьякон малощедрухинского прихода.

— Значит, в будущем конец света?!

— Бросьте вы людям голову морочить, библейские сказки вдалбливать, — осуждающе проговорил Транзисторов.

— Это библейские сказки? — обозлился дьякон, потрясая противогазом. — Антихристы! Истинно сказано, наступит смута великая!..

Чтобы не смущать народ, противогаз тот Транзисторов утопил потом в озере. Мало-помалу страсти утихли; обычным кругом дел, сенокосом, грибной прохладой и запахом земляники хозяйка-природа успокоила души людские. И хоть Степанида по-прежнему была где-то там, в неопределнном будущем, селяне не нервничали. Даже Евдоким, хоть скучал откровенно, но не переживал за нее — вернется. И Транзисторов продолжал ходить с мужиками в поле.

— Слышь, Аполлинарий, — сказал как-то Евдоким, — а то оставайся у нас, в прошлом. Мы тебе всем миром хату справим, такую невесту найдем… вон хоть Ефросинья.

Пол Лампьевич был человеком дисциплинированным. Он покачал головой:

— Не могу.

В силу своего воспитания он, действительно, не мог не вернуться на работу из отпуска и тем самым совершить прогул, да еще оставить у себя, попросту говоря, украсть, машину времени. А потому в назначенный день он оседал выданный напрокат аппарат, пристегнулся ремнями безопасности и исчез.

Над каменным городом клубился желто-коричневый дым, пахло выхлопными газами и машинным маслом, стоял шум потока людей и автомобилей. Спрыгнув на асфальт, по привычке, выработавшейся в деревне, Транзисторов поздоровался с первым встречным. Тот долго шел, спотыкаясь, и оглядываясь. Окинув взглядом длинную улицу, Транзисторов сообразил, что если с каждым здороваться, скоро язык отсохнет, но когда с чемоданом он влез в автобус, забыл и опять сказал:

— Здравствуйте.

В салоне испуганно зашептались:

— Смотри, глаза горят…

— Уступи ему место…

Транзисторов обиделся и решил добраться до дома пешком. Он отправился напрямик проходными дворами и переулками, но через квартал встретил Покатилову, одетую в модный французский костюм.

— Степанида Прокофьевна! — окликнул Транзисторов.

Та нехотя оглянулась.

— Степанида Прокофьевна, — запыхавшись, подбежал Транзисторов.

— Пани Кофевна, — холодно поправила Покатилова. — А вас не припомню, молодой человек.

— Ну, как же, Пани Кофевна? — обескураженно проговорил Транзисторов. — Ведь мы с вами в Малой Щедрухе…

— Аполлинарий! — выдохнула Степанида, на глаза ее навернулись слезы, которые она тут же смахнула перчаткой и посмотрела с укором. — Что ж ты, насулил добра, говорил, господ нету.

— Преувеличиваете, — нахмурился Транзисторов.

— Как на исповеди, — возразила Степанида. — Только исповедоваться здесь некому — к попу и то очередь.

— Ну, прошлое тоже не сахар, — заметил Пол Лампьевич. — Все лишь бы помолиться… а пьют безбожно…

— Нет, не приемлет сердце мое… — покачала головой Степанида.

— Как вы можете не находить прелести в своем будущем? Ведь это же ваше будущее!

— А как вы отвергаете свое прошлое? Наслушалась я лекций.