- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (158) »
Зинаида Николаевна Гиппиус Собрание сочинений в пятнадцати томах Том 4. Лунные муравьи
Лунные муравьи Шестая книга рассказов*
Лунные муравьи*
1-го ноября 1909 г. В прошлом месяце шел я по Измайловскому мосту, сумерками. Холодно было, ветрено. Народу не густо. Вдруг вижу – метнулось темное что-то к перилам, тяжело через них перевалилось и бултыхнуло в черную, уже льдисто-сальную воду. Тут закричали, засвистели, затолпились, побежали с тротуара вниз, куда-то к пустой пристани, к баракам. Пошел и я. Пока проталкивался, слышу: «Вытащили. Багром сряду зацепили и вытащили». И уж стоит на тротуаре мужичонка, вода с него так и течет, глаза волосами совсем залеплены, сам фыркает и трясется. Сумерки серые, плохо видно, но я подошел близко. Совсем молодой парень, худой, маленький. Городовой рядом, сердится, подталкивает его куда-то. – Ах ты, на тебе! Иди уж, иди! – Шапчонка-то моя… – бормочет парень. – Шапчонка-то… – Да, вот шапку еще твою вылавливать… Садись добром… Эй, извозчик. Откуда-то взялся недовольный, но покорившийся извозчик. В толпе слышались негодующие возгласы. Все были против парня. – Шапчонка-то – твердил он, трясясь. – Мать честная… Ваше благородие… – Ишь ты, тоже! Туда же, гляди, жизнь надоела! – фыркнул презрительно какой-то мастеровой. – Вот те и «Мать честная»! Барыня визжала: – Городовой, что ж вы? Везите его в больницу! Он сырой воды наглотался, с ним холера будет! Окончательно озверевший городовой с ругательствами втолкнул мужичонку на извозчика, сел сам, стараясь держаться подальше, и затузил извозчика в спину. Утопленник мотал мокрыми волосами, беспомощно лепетал что-то, должно быть, то же самое, и они уехали, трясясь, в серую мглу. Народ расходился, ворча. – Пропасти на них нет! – сказал купец и плюнул. – Эдака тля, а тоже! Беспокойства сколько. И что за мода пошла нынче? Девушка в платочке возразила робко: – Коли ему жисть надоела… Купец только рыкнул на нее и опять плюнул. – Безработный, может, али деньги хозяйские потерял, – сказал кто-то глухо. Никто на это не обратил внимания. Расходились равнодушно. Дело обычное. Передо мной еще так и стояло лицо парня. Мокрый, фыркающий, лепечущий о шапчонке. И как это вдруг взял, да и перевалился за перила? Ничего-ничего – и вдруг перевалился. С того вечера меня потянуло к самоубийцам. Начал я свою статистику им вести, по газетам; во всякий случай вглядывался. Ничего не могу понять. Тянутся предо мной целые их полки, рои роятся. Причины все разные – и все одинаковые, и все какие-то непонятные. Что с ними делается, перед тем как они решатся? Какие они? Можно ли их угадать? Прошлой весной застрелился знакомый студент. Я его видел незадолго и ничего решительно не заметил. После говорили товарищи, что он все «задумывался». Но врут, нисколько не «задумывался».8-го ноября С тех пор, как веду им счет – просто покой потерял. Работа даже не ладится. Самое непонятное – что их такая куча. Такая, какой никогда доныне не было. Это я знаю, я справлялся. И затем – «причины». То есть отсутствие «причин», потому что обстоятельства, которые они выдают за «причины», – просто обстоятельства жизни. И всегда они были. То получше, то похуже. Всегда были. Особенно пошло на девиц из простеньких. Ведрами уксусную эссенцию глотают. Впрочем, везде их, этих себя-убийц, равно много, о девицах только слышнее. Почему-то поразила меня Катя Каменная. Сам не знаю, почему она. Справлялся даже о ней в больнице. Спасли. Выздоровела. Она объявила, что нет причин.
15-го ноября Вчера вечером пошел, наконец, на Лиговку. Мороз, – дыхание захватывает. Пристали две какие-то, в легоньких пальтишках. Носы красные. – Послушайте, милые мои, – говорю им. – Вы не воображайте, никакой вам особенной пользы от меня не будет, а если хотите на полчасика зайти куда-нибудь погреться, я вас, пожалуй, чайком угощу. Переминаются, не понимают. Под фонарем сверкнули глаза какого-то картузника. Остановился, вглядывается, вслушивается. Рожа обыкновенная, молодая и хулиганская. – Чего ж вы? Ну, как знаете. Я просто для разговору. Фыркнули. – Да мы што ж… – Хотите – и кавалера возьмем, коли ваш знакомый. Картузник приблизился. Спросил остуженными голосом. – Чего это? Я повторил свое простое предложение, которое им всем казалось необыкновенным. Собрался уходить, надоело мне. – Вот тут недалечко, в «Рекорд» зайдем, – сказала вдруг одна из девиц. – Морозно. Глотку даже перехватило. А какие это разговоры вам понадобились? – Да вообще, – отмахнулся я. И прибавил грубо: – Любопытно мне, с чего вы, идиотки, травитесь зря? Девицы засмеялись. – Мало ли дур! А мы и не воображаем! Двинулись к «Рекорду». Картузник следовал за нами. Собственно, картузником его назвать было нельзя, так как на голове красовалась расшлепнутая и слинявшая студенческая фуражка. Но я знал, что она, эта фуражка, обозначает: «В ней в трактир не смеют не пустить», – объяснил мне один такой малец уже давно. «Рекорд» оказался трактиром весьма обыкновенным; в должной мере грязный, но не совсем трущобный. Сели в общую. Спросили чаю. Пива я нарочно им не спросил. Девицы оказались очень схожие, обе щуплые, серенькие и молоденькие. – Мы две подружки: Варя и Даша. А прозвищев мы не скажем, потому что вам ни к чему. – Не знаете ли вы Катю Каменную? – спросил я. – Вам на что же ее, господин? – ответил вопросом человек в фуражке. – Да так, для разговору. Ведь я сказал, что интересуюсь одним делом. Ну да ладно. А вас как зовут? – Меня-то? Да мало ли у меня титулов. Вот, между прочим, Иван-Хан зовут. Так, между прочим. За то, что много жен имею. А этот у нас Ванька Выкрест. Я обернулся. Не заметил раньше, что за нами вошел еще другой человек, в такой же фуражке; лупорожий, длинный, вялый; ходил мягко, точно кот, и приседая: обе ноги на одну половицу ставил. – Чай да сахар. – Милости просим, – сказал я. – А вы что ж, из евреев? – Ни Боже мой! – ответил за него Хан (и действительно было непохоже). – Выкрест, потому что он после революции лютеранство принимал, на жидовке метил жениться. Да не выгорело. Выкрест с таинственным видом обратился ко мне. – Вы, господин, ежели из газеты и насчет отравлений, то эти девчонки не годятся. А я и Катьку Каменную знаю, и других прочих. – Врешь ты! – закричала Варя. – Не знаешь ты Катьку Каменную. Ее Матара
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (158) »