*Кошечка Мурочка* (Александр Мюлькиянц)

Домашние кошки все, в общем-то, похожи друг на друга, хотя люди и вывели разные породы: сибирские – крупные и пушистые; ангорские – с очень тонкой шерстью; сиамские – розово-палевые с голубыми глазами и с тёмными отметинами, словно морду, хвост и все четыре лапки окунули в тёмно-коричневую тушь и она расплылась, как на промокашке.

А вот у соседки нашей по даче, Варвары Спиридоновны, кошка была не похожа ни на одну из вышеперечисленных пород: представьте себе бежево-рыжее животное, с коротким хвостом и плешивым боком.

Это был какой-то сложнейший гибрид рыси и шимпанзе. Ядвига подобрала её на помойке у станции и назвала Муркой, в память сестры-уголовницы.

У кошки, видимо, была родовая травма, рот съехал набок, как у инсультников. Она криво мяукала и криво ела.

Сама соседка была тоже не из красавиц.

И вот эта пара страшненьких – женщина и кошка – обожали друг друга нечеловеческой любовью, а может, как раз человеческой – идеальной и бескорыстной.

Иногда у Спиридоновны случался радикулит, так кошка разбегалась и вскакивала ей на поясницу, обнимала лапами. Повисала.

Грела поясницу своим тёплым животом. И проходило.

От живого существа шли мощные токи любви – получалась своеобразная физиотерапия.

Варвара Спиридоновна волновалась, что кошечка выпадет из спальни третьего этажа – муж постоянно раскрывал окна.

Мурка как-то улизнула на крышу и просидела там целые сутки. Соседки, к счастью, не было дома.

Почти как в старом анекдоте:

«Жена уехала в командировку и звонит мужу.

- Как там наша кошечка?

- Она сдохла.

- Ну, как так сразу можно объявлять? Ты же меня чуть не убил.

- А как же надо?

- Ну, к примеру: наша кошечка сидела на крыше… Затем, случайно оступилась и упала вниз. Ты понял?

- Понял.

- А как там моя мама?

- Мама твоя сидит на крыше…»

Я чуть отвлёкся…

Так вот, предусмотрительная Варвара повесила специальный крючок, который ограничивал щель в окне до нескольких сантиметров. Воздуха вполне хватало, и никакого риска.

Кошка скучала по воле. Она вскакивала на подоконник, втискивала в щель свой бок с откинутой лапой и так гуляла. Однажды в её лапу даже залетела птица. Так что можно сказать, кошка охотилась, а значит, жила полноценной жизнью.

Я не охотился, но тоже жил вполне полноценно.

Довольно часто на дачу к нам приезжали друзья и родственники.

Как-то, в самый разгар лета, нагрянула большая компания из ВГИКа, с замаринованным мясом и серьёзными напитками. У нас, правда, всё было, но тем не менее…

Погода стояла идеально-шашлычная. Без единого облачка, голубое небо смотрело на нас в упор, точно исполинский глаз с ампутированными веками.

В тени – градусов двадцать пять.

Началась суетная подготовка к застолью: вынос с террасы раскладной мебели, разжигание углей и прочее.

Всё шло по плану. Женщины накрывали на стол, а мужчины нанизывали свиную шейку на шампуры.

Мужская компания как-то разбрелась по участку, и у костра остались я и Владик.

Его все звали Владиком, хоть и был он почти моим ровесником.

А фамилия была Масюта.

Разные существуют на свете фамилии: Трахтенберг, Перец, Мкртчян… или Дрогба, например.

Бессмысленное нагромождение жёстких согласных…

А это вдруг – Масюта, да ещё Владик.

Что-то неуловимо нежное и ласковое таилось в сочетании этих букв.

А главное, что человеком он был доброжелательным и терпимым, а это и есть интеллигентность.

Воспитать эти качества невозможно, с ними надо родиться, получить с генами.

Он изредка шутил, и его юмор был тонкий, мягкий, еле слышный, погружённый глубоко, но слышный для тех, кто с ним на одной волне.

Он мне как-то рассказывал, что дома у него шесть кошек.

- А сколько жён? – спросил я.

- Одна, – грустным голосом ответил он.

- Лучше бы наоборот.

- Что вы, Саша, с моим-то окладом…

- Владик, ты наверняка знаешь, что когда в семье только одна жена, она вырастает эгоисткой.

Много прошло с тех пор…

Постарел наш Владик, как и все к шестидесяти.

Но не стал толстым, и морщины не особенно бороздили его лицо, однако возраст всё равно проступал.

Сегодня же, наши немолодые годы ещё усугубляла хмурая тема нашей беседы.

- По теории относительности время во второй половине жизни течёт быстрее. И это правда.

Только что было сорок пять, уже шестьдесят.

Только что была зима, уже лето. А весна то где?

Проскочила…

- Стареем мы, Владислав Илларионович!

Я знаю, что старость – это болезнь. Старость надо преодолевать. На это уйдёт время.

Новая цель – продление жизни. Это ложная цель. Но если разобраться – все цели ложные: любовь, которая всё равно кончается…

Успех, который – не что иное, как самоутверждение…

Единственный дискомфорт нашей мирной беседе создавали какие-то странные, невнятные звуки, доносившиеся с соседнего участка, отгороженного от нас сеткой.

Тревожные сигналы имитировали завывания, скорее даже плач женщины на фоне кошачьего мурлыканья.

Мы, бросив всё, подошли к ограде.

У сосны, находящейся почти на границе наших участков, с длиннющей верёвкой в руках, стояла заплаканная Варвара Спиридоновна и, глядя куда-то вверх, пела молитву:

- Мурочка-роднулечка! Красавица моя!

Спускайся ко мне! Такая рыбка вкусная ждёт тебя.

В ответ было слышно лишь жалобное мяуканье откуда-то сверху, казалось с небес…

Рыжеволосая Варвара, в длинном байковом халате в вертикальную полоску, похожа была на двойной радиатор парового отопления: широкая, жаркая, душная, как переполненный летний трамвай.

В ней всегда было всего слишком: голоса, тела, энергии…

Но сейчас она стояла унылая, носатая, как ворона.

Баба Яга в молодости.

Увидав несчастного человека, все мы застыли - каждый в своей позе, со своим выражением лица, будто в детской игре «Замри-отомри!»

Как выяснилось, дня два назад соседская кошка, испугавшись видимо какого-то зверя, взобралась на высоченную сосну и, несмотря на голод и жажду, ни в какую не соглашалась спускаться