юрты у самой горы Атач, из казачьей станицы Магнитки тоже гости приехали. Праздник начался: скачки на резвых конях, стрельба из лука, борьба батыров степных. В котлах бешбармак^[4] кипит, рекой льется кумыс из кожаных мешков — турсуков.

На второй день свадьбы избил Сабир Магрифу тяжелой плеткой — камчой. Убежала Магрифа в горы. Зовет Горного духа. Спрашивает Горный дух:

— Что тебе, девушка? Какая беда?

Просит Магрифа:

— Каменное сердце у моего жениха. И нужна ему каменная невеста. Исполни! Горе и беда просят!

Нахмурился Горный дух:

— Раз так, должен исполнить!

Ударил в каменные ладони. Окаменела, скалою стала Магрифа. Пустил Горный дух огненную молнию. Прямо в гору Атач ударила огненная молния. Зашептались гости:

— Разгневан Горный дух! Огненный знак подает!

Заплакал от горя старый пастух Шамши. Жаль дочь Магрифу. Заплакал и Низаметдин — себя пожалел, за сына стыдно.

Летит орел, мудрая птица, видит: возвращаются гости в свои аулы, едут мимо скалы Килен-таш, говорят:

— Вот стоит Каменная невеста. Вот женщина, гордости у которой можно поучиться…

Рассказывал Акрам-курайчи веселую сказку о Шурале

Было это, когда в лесу самым главным был заяц, а медведь при нем на побегушках состоял.

В одном башкирском ауле жил старик Юлдыбай. И были у него клочок земли и лошадка. На ней он пахал, возил из леса дрова и сено. Вечером спутает ей ноги и отпустит на поляну с хорошей сочной травой — пасись всю ночь, набирайся сил.

Приходит Юлдыбай однажды утром и видит: лошадка вся в пене, глаза испуганные, фыркает, трясется. На вторую и третью ночь то же самое. Кто-то повадился, видно, по ночам кататься.

Юлдыбай и придумал — смазал лошадиную спину смолой-живицей.

А утром увидел, что приклеился к этой смоле Шурале — лесной леший, лохматый, с хвостом, с копытцами.

— Так вот кто джигитовал по ночам на моей лошадке! — говорит Юлдыбай, а сам Шурале кнутом угощает.

Шурале визжит, прощения просит, а Юлдыбай на угощение не скупится.

— Глупое ты, чудище лесное! Ведь крестьянину лошадь — первый помощник. Я работать ее заставляю, но и кормлю отборным овсом, пою ключевою водою, чищу скребницей, гребнем гриву расчесываю.

— Отпусти меня, Юлдыбай, — просит Шурале, — слово даю — никогда больше безобразничать не буду.

— Ваш брат на покаянные слова охоч, — не верит Юлдыбай. — Вот что я придумал: пусть-ка моя лошадка три дня отдохнет, а ты вместо нее поработаешь. Согласен?

— Экая невидаль! Согласен!

И стал Шурале за лошадь работать. Юлдыбай на нем землю пашет, дрова из лесу возит да и кнутом пошевеливает. Совсем Шурале из сил выбился, хвостом тряхнуть не может, все копыта сбил. Только и слышно — ох да ах.

Отпустил его Юлдыбай в урман и сказал на прощанье:

— Запомни — кто сам работает, тот и других труд ценит. Так-то.

Рассказывал Акрам-курайчи про голубое зеркало Семигора

Говорят, у русского батыра Семигора, хозяина гор Ильменских, зеркало хрустальное было, да не простое.

Посмотрит в него Семигор — все, что на земле, на воде и в воздухе делается, — все ему видно.

И жила в тех местах старушонка одна завистливая. Юрмой звали.

Ох, как хотелось Юрме зеркало такое иметь! Оно понятно — в урмане глухом скучища зеленая. Словцом перемолвиться не с кем. Которые лешие поблизости жили, и те от завистливой старухи в болото подались.

Забралась как-то Юрма в горную кладовуху Семигора, и так и сяк зеркало из скалы выворачивает. Не хватает силенки. Уж и нечисть лесную помочь просила, посулы богатые обещала.

Лешие затылки чешут: и напакостить не прочь, и Семигора побаиваются. Отказались.

Грохнула Юрма клюкой железной по хрусталю — разбилось голубое зеркало на мелкие осколки, по всему краю разлетелось. Каждый осколок в голубое озеро превратился. А Юрма со злости комья земли в ближнее озеро стала бросать. Горстями полными. То тут, то там островки на озере выросли.

А дело-то вот чем кончилось: старуху Юрму батыр Семигор в гору каменную превратил.

…Давным-давно поднялся на высокую гору человек, увидел внизу озеро с бесчисленными островками.

— Пестрое озеро, — сказал тот человек, — Чебар-куль!^[5]

Рассказывал Акрам-курайчи про озеро Зюраткуль

Говорят, когда старуха Юрма у батыра Семигора волшебное зеркало разбила, забросила она далеко в горы осколок.

Говорят, Йораткулем — сердцем-озером прозвали его. А уж Зюраткулем стали звать позже.

Объявился на Урале мужицкий царь Емельян Пугачев. Повел батыр Салават Юлаев ему башкирских егетов на помощь. И был в одном отряде молодой храбрец Хасан.

Говорит ему Салават:

— Будь сотником. Веди храбрых егетов в бой.

Но окружили царские солдаты отряд у Йораткуля. Запели стрелы калены, загремели ружья, засверкали клинки, поднялись на дыбы кони. Кровавой была сеча! Упал егет Хасан под копыта чужих коней и увидел смерть свою.

Открыл глаза, видит: входит в озеро большой черный конь. На коне всадник в черном бешмете с золотыми звездами. Вместо лука за спиной месяц серебряный.

Долго ли, коротко ли в беспамятстве был? Приподнялся Хасан, видит: выходит из озера большой розовый конь. На коне всадник в бешмете розовом, в руках молодое розовое солнце держит.

Встал тогда Хасан, поглядел вокруг: все егеты острыми саблями порубаны, пулями побиты.

Похоронил их с честью, срезал камыш прибрежный, сделал курай и запел:

Рассказывал Акрам-курайчи про горящую гору Янган-тау^[6]

Красив селезень Кэркем! Изумрудом зеленым переливаются перья, на крыльях белая полоса сверкает. Плывет селезень Кэркем по волнам озера, все радуются — такой красавец!

Большая семья у селезня, родня большая: тетушка Чомга, птица с упрямым хохолком-рожками на голове, двоюродные сестры и братья пеганки, важный дядя Ата-каз, — серый гусь.

Собрал родню селезень Кэркем, говорит:

— Горе в нашей семье — младший сынок мой Кечкене растет хилым и слабеньким. Как полетит вместе с нами в далекие края осенью? Оставаться здесь нельзя на зиму — замерзнет или Тюлюк-лиса поймает, съест. Отчего такая беда с маленьким Кечкене?

Молчит важный дядя Ата-каз, молчат двоюродные братья и сестры пеганки. Только тетушка Чомга тряхнула