был откровенен совершенно. Он рассказал вам то, что захотел, — Томас помолчал минуту, — то, что посмел. Если бы он рассказал Вам более серьезные вещи, я уверен, вы бы задушили его своими руками. Я же вижу в Вас потенциальные скрытые возможности. Перед Вами открываются большие перспективы. Доктор Даррелл неспроста так доверяет Вам. Вы себя не знаете, — Томас почти слово в слово повторил фразу своего отца, и только тут Макс заметил, как они похожи.

Макс вопросительно с недоверием смотрел на Томаса Рандлера.

— Оставим лирику психоаналитикам, не будем отнимать у них хлеб. Вы видели эту стерву? Папочкину последнюю куклу? Она еще не знает, нет, не знает…, - Томас потер руки, и глаза его загорелись хищным огнем, — что папаша изменил завещание. Он ей ничего не оставил, — из горла Рандлера младшего вырвались булькающие звуки, похожие на кудахтанье, — она будет нищей, такой же, какой она была, когда папочка вытащил ее с помойки, да, с помойки! Что Вы удивляетесь Макс? — Томас воровато оглянулся по сторонам и зачастил, — я знаю, папаша вам предлагал сто тысяч долларов, чтобы вы, так сказать, помогли старцу с переселением. Я иду от него. Видел, в какой он пребывает эйфории. Какие-то химеры его одолевают. Он скрывает что-то от меня. Право, смешно. Как будто я не могу догадаться! Опять эта дрянь, Софи, что-нибудь придумала. Собрался еще сто лет жить! Смешно! Ну, Макс, вы же грамотный человек и знаете, что перед смертью у некоторых больных случается ремиссия. Мне сейчас только доктор Даррелл все популярно объяснил. Так вот, я не могу полагаться на папенькин характер, вы уже видели и немного знаете, что такое этот человек. Я предлагаю Вам двести тысяч за пустячок. Сегодня вечером вы сделаете моему дражайшему папаше инъекцию морфия, несколько увеличив дозу. То есть сделаете то, о чем он сам просил Вас два дня назад. До того, как у него помутился рассудок, — Томас закашлялся, — приведу последний аргумент: наше гуманное общество внимательно к нуждам своих граждан. Волшебное слово «эвтаназия», легкая смерть давно ласкает мой слух. Какой еще более дорогой подарок я могу преподнести любимому папе? К сожалению, в нашей стране еще не принят этот очень прогрессивный, я бы сказал закон, хотя все к тому идет, и поэтому мне приходится просить Вас об одолжении — Томас со значением глядел на Макса. Согласны? Соглашайтесь, Макс. Такое предложение бывает раз в жизни.

— Я подумаю, — Максу хотелось немедленно выйти, чтобы не видеть мерзкой потной физиономии Рандлера младшего, — я подумаю, еще раз повторил он.

— У вас нет времени думать, Макс. Вот чек. Я вручу его Вам сразу же после того, как доктор Даррелл сообщит мне горестную весть. Я буду безутешен и захочу поблагодарить человека, заботившегося до последней минуты о моем бедном папочке, — отвратительная ухмылка не сходила с лица Томаса, — а эта дрянь, — Рандлер младший задрожал от охватившего его волнения, — эта дрянь, со вкусом повторил он, — ничего не получит. Ничего!

Раздался деликатный стук в дверь и через минуту в комнату легкой походкой вошел доктор Даррелл.

— Я вижу, вы обо всем переговорили. Макс у нас такая умница. Он все сделает, как надо.

Доктор Даррелл внимательно поглядел на Макса, и приятно улыбнувшись, выпроводил его.

— Не давите на него, дорогой мой Томас. У Макса нежная натура. Я то знаю. А то, о чем Вы его попросили, очень деликатное дело. Не только для Макса, для любого человека. Я могу себе представить метания Макса. Я же человек с воображением, вы знаете. Мне иногда кажется, что во мне пропадает художник. Кстати, вы видели мои акварели. Вы ничего о них не сказали, Томас? Что Вы такой мрачный? — Даррелл повернулся к стене, где в обрамлении красивых рамочек, висели два размазанных пятна, похожих на подтеки на обоях.

— О чем Вы, доктор? О чем таком я мог попросить Макса? Если Вы считаете себя вправе вмешиваться в личные дела своих клиентов, используя аппаратуру для прослушивания, то не на того напали. Я не позволю манипулировать собой, — Томас Рандлер покраснел и возбужденно жестикулировал.

— Друг мой! Какая аппаратура? Вы бредите! Вам следует обратиться к врачу. Да, хотя бы, ко мне. Мы вас подлечим.

— Спасибо, — мрачно усмехнулся Томас, — я еще не в том возрасте. У меня еще будет возможность пообщаться с вашим милым персоналом. А впрочем, расставим точки над i. Я не собираюсь лечиться у Вас, мне слишком хорошо известны методы вашего лечения. Если я вдруг заболею, то лечиться буду не в такой шикарной клинике. Вот так! Мой дорогой доктор Даррелл! И не надейтесь заполучить мое тело. Не дамся!

Доктор Даррелл пропустил колкое замечание Томаса мимо ушей и продолжил нейтральным тоном:

— Чуть не забыл! Ваш отец распорядился о пожертвовании в пользу нашей клиники. Он сам сказал мне об этом. Святой человек! — доктор Даррелл поднял глаза к потолку, — какой души человек! — он сделал паузу, — если случится непоправимое, а вы должны об этом знать, мой дорогой Томас, в любую минуту господин Рандлер может умереть. Мы говорили с вами об этом сегодня, — доктор заглянул в глаза Томасу, — итак, если это прискорбное событие произойдет, то кто будет душеприказчиком покойного, простите, ну, то есть будущего покойного?

— Приятно иметь дело с понятливым человеком, — Томас потер руки и вновь стал точной копией своего отца. — Вы угадали, распоряжаться всем имуществом, и выполнять последнюю волю отца буду я, — глаза Томаса блестели за стеклами очков.

Доктор Даррелл подошел к Томасу Рандлеру на расстояние вытянутой руки, и, похлопав его по плечу, тихо произнес:

— Я думаю вам пора подумать о погребальной церемонии, и пригласите визажиста, ну, вы знаете, о ком я говорю.

Томас опустил глаза и вышел, не попрощавшись с доктором Дарреллом.

С лица Даррелла не сходила сардоническая улыбка.

Все еще не зная, как поступить, Макс решил навестить Марка Рандлера в неурочное время и еще раз проверить, какое решение не вызовет в будущем сожалений и разочарований. Он шел по коридору, уставившись в пол; внезапно взгляд его наткнулся на изящные туфельки. Макс поднял глаза, чтобы оценить владелицу элегантной обуви и с удивлением узнал в идущей навстречу ему женщине Софи Рандлер. Выражение ее лица настолько отличалось от впечатления, произведенного ее письмом, что Макс вздрогнул. Софи решительным шагом направлялась в сторону кабинета Даррелла. Образ Софи, вознесенный им на пьедестал, зашатался.

«Что могло понадобиться этой женщине? Почему она пришла к Дарреллу? В письме она так красиво все объяснила. Какой я все-таки идиот! Как я мог попасться на старую заезженную уловку! Марку Рандлеру простительно, старику хотелось