обнесу ее земляным валом и не поставлю колокольни с двенадцатиголосым колоколом.
Пчела в ответ:
— Не плачь, дружище! Ложись-ка ты спать, а завтра придешь и посмотришь!
Не поверил Пеэтер Маленький пчеле, но спать все-таки лег.
Дурные сны заставили беднягу подняться еще до зари. Оделся он и решил пройтись — тоску развеять.
Только вышел Пеэтер из дому, как ухо его уловило такой странный гул, такое жужжание, словно в воздух поднялось разом несколько тысяч пчел. Осмотрелся он вокруг и — вот чудо из чудес! Пчелы уже отделывают колокольню. Все готово. У церкви дивные стены из желтого воска, оконные стекла из меда и крыша из сот.
— Милые вы мои пчелки! — сказал Пеэтер. — Теперь бы мне только с валом управиться, тогда я спасен. А что до двенадцатиголосого колокола, так ведь нет его, верно, на свете, и этого барин никак не может требовать.
Вот снова бродит Пеэтер Маленький вокруг да раздумывает. Встречается ему мышь и спрашивает:
— Ты что такой хмурый, дружок?
— Бедный я, несчастный я человек! Правда, церковь из воска уже готова, но как мне обнести ее земляным валом? Целый полк солдат — и то не скоро бы с ним управился!
Мышь в ответ:
— Не тревожься, ложись-ка вечером спокойно спать, а завтра утром придешь и посмотришь!
(Отсутствует страница.)
Бросил Пеэтер наземь прут, сказал, что надо, и мигом за спиной у беглецов встал бескрайний дремучий лес. Тут старый черт кричит:
Сразу появились топоры, рогатый прорубил в лесу дорогу и — скорей опять за беглецами.
Сокол сказал Пеэтеру:
— Оглянись, не догоняет ли?
Пеэтер в ответ:
— Догоняет!
— Брось наземь песчинку, — приказал сокол, — и скажи: встань гора, да такая, чтоб никому ни перейти, ни обойти!
Пеэтер бросил наземь песчинку.
Встала за ними высокая-превысокая гора.
Примчался старый черт к горе и закричал в сторону своего дома:
Тотчас примчался чертенок с лопатами. Принялись они с чертом рыть, — так роют, что от них пар валит. Вот проложили они дорогу, и рогатый, словно ветер, снова кинулся следом за беглецами.
Сокол сказал Пеэтеру:
— Оглянись, не догоняет ли?
Пеэтер в ответ:
— Догоняет!
— Урони каплю воды, — велит сокол, — и скажи: разлейся море, да такое, чтоб никому ни перейти, ни обойти!
Уронил Пеэтер наземь каплю воды.
Разлилось под ними море, синеет оно и пенится — смотреть страшно.
А черт на морском берегу так бранится и ругается, что над водой словно гром гремит.
Прибегают к нему на помощь жена и сын.
— Выпьем море! — кричит старый черт.
И принимаются они втроем пить.
Старый черт так напился, что уж и капли проглотить не может.
Сын приносит обручи и надевает на старика. Тот попил и снова орет:
Сын поддел под обручи клинья, старик попил еще и опять закряхтел:
Сын принялся сбивать клинья под обручами, но вдруг брюхо старого черта лопнуло, и вода вытекла обратно в море.
Ну, теперь уж соколу с Пеэтером старый черт был не страшен! Еще до зари прилетели они домой и повесили колокол на колокольню.
Пеэтер Маленький явился к барину во время завтрака и попросил его прийти посмотреть на работу.
Барин не мог нахвалиться уменьем Пеэтера. Дал он Пеэтеру столько денег и всяких драгоценностей, что по гроб жизни хватило бы.
И тогда Пеэтер Маленький сказал:
— Милостивый барин! Пеэтер Большой обещал сотворить чудо еще больше моего, и коль барин пожелает, то увидит такое, чему никогда не поверил бы и чего никто еще не видывал и не делывал. Пеэтер Большой говорил, что он может спать в печке, где только что сожгли семь саженей дров!
— Да ну! Вот посмотреть бы на это! — сказал барин. — Немедля затопить печь.
Натопили печь докрасна и загнали туда Пеэтера Большого… И никто нам не сказывал — ни Пеэтер Маленький, ни кто другой, — выбрался он оттуда или нет. Да и кто бы стал его оттуда вытаскивать!
— А ты не мог бы и мне дать этого снадобья? Мне ведь надо далеко видеть, — попросил старый черт. — Отчего бы и нет! — ответил гуменщик. — Отсыпь мне шапку золота, и я мигом налью тебе в глаз свеженького снадобья. — Дело! Припустился старый черт и вернулся с шапкой золота, как раз когда свинец начал плавиться. Заплатил он гуменщику и спрашивает: — Скажи мне, кстати, как тебя звать? Вдруг иной из моих родичей захочет этого редкого снадобья, так ведь надо знать, к кому направить. — Меня зовут Сам! — ответил глазной лекарь. — Нечасто встречаются такие имена, — продолжал он. — Ну, ложись-ка лицом вверх на эту сушильную скамью! Я привяжу тебя к ней, а то ненароком дернешься и прольешь каплю-другую драгоценного снадобья. — Ладно! — ответил нечистый, и гуменщик так прикрутил его веревками к скамье, что тот и шевельнуться не мог. Потом взял гуменщик сковородку, на которой было никак не меньше кварты расплавленного свинца, и сказал: — Теперь не дыши и открой глаз пошире! Старый черт затаил дыхание и так выпучил глаз, что тот у него стал не меньше бычьего. Вылил гуменщик на глаз черту целую сковородку свинца. Боже ты мой,
(Отсутствует страница.)
Бросил Пеэтер наземь прут, сказал, что надо, и мигом за спиной у беглецов встал бескрайний дремучий лес. Тут старый черт кричит:
Топоры! Сюда спешите,
Путь скорее проложите!
Эй, лопаты! Поспешите!
Путь скорее проложите!
Поскорей, поскорей принесите обручей!
Поддень клинья!
Сил, сынок, не пожалей
И покрепче клинья сбей!
ГУМЕНЩИК-ЗАБАВНИК
В старину гуменщикам и под Новый год все бывало недосуг ригу оставить. Вот как-то в такой праздничный вечерок посиживает один гуменщик у печки да раздумывает о том о сем. Думал он, думал и надумал: «Начну-ка я свинец лить, счастья пытать! Что томиться без толку!» Сказано — сделано. Разыскал гуменщик кусочки свинца, положил их на сковородку и — в печь. Вдруг откуда ни возьмись появляется черт: — Слушай, гуменщик, ты что это делаешь? — Что делаю? — говорит гуменщик. — Да вот надо мне малость глазного снадобья. — Так ведь у тебя глаза здоровые, зоркие, — для чего ж тебе снадобье? — спрашивает старый черт. А гуменщик в ответ: — Да разве я такое снадобье делаю, какое больным дают? Нет, я варю снадобье, от какого зоркий еще зорче становится, да настолько, что за сотни верст и комара приметит.— А ты не мог бы и мне дать этого снадобья? Мне ведь надо далеко видеть, — попросил старый черт. — Отчего бы и нет! — ответил гуменщик. — Отсыпь мне шапку золота, и я мигом налью тебе в глаз свеженького снадобья. — Дело! Припустился старый черт и вернулся с шапкой золота, как раз когда свинец начал плавиться. Заплатил он гуменщику и спрашивает: — Скажи мне, кстати, как тебя звать? Вдруг иной из моих родичей захочет этого редкого снадобья, так ведь надо знать, к кому направить. — Меня зовут Сам! — ответил глазной лекарь. — Нечасто встречаются такие имена, — продолжал он. — Ну, ложись-ка лицом вверх на эту сушильную скамью! Я привяжу тебя к ней, а то ненароком дернешься и прольешь каплю-другую драгоценного снадобья. — Ладно! — ответил нечистый, и гуменщик так прикрутил его веревками к скамье, что тот и шевельнуться не мог. Потом взял гуменщик сковородку, на которой было никак не меньше кварты расплавленного свинца, и сказал: — Теперь не дыши и открой глаз пошире! Старый черт затаил дыхание и так выпучил глаз, что тот у него стал не меньше бычьего. Вылил гуменщик на глаз черту целую сковородку свинца. Боже ты мой,