что реальна.

— Засыпать здесь — это не самое лучшее решение, скажу я тебе, — сказал голос из темноты.

Я вздрагиваю. Вспоминаю, что есть ещё люди кроме меня. Вспоминаю, кто такие люди. Рыскаю вокруг в поиска незнакомца. Обнаруживаю его в углу, сидящего на корточках. Зеленая куртка с капюшоном. Лица не видно, как бы я ни силилась его разглядеть.

— Ты лучше напиши своё имя. Забудешь ведь.

Кто я? На глаза попадается брелок, на котором написано:

КЛЭР

Клэр… Это моё имя? Странно… Так странно. Но что-то внутри отозвалось на это причудливое сочетание букв и звуков.

Я выцарапываю его ногтём на руке. У меня черная кровь. Я пугаюсь и вскрикиваю.

— Плохо дело, — говорит он, — Теперь процесс не обратить.

— Что это значит?! — взвизгиваю я, — Как от этого избавиться?!

— Да никак. Из тебя выпустили твою кровь и заменили её тьмой. Теперь тебя не спасти.

— Но… Но… Я не понимаю!

— И не понимай. Лучше такие вещи не понимать. Особенно если они происходят с тобой.

— Значит, от тьмы не избавиться?

— Вообще-то можно. Если кто-нибудь согласится за тебя разбить сердце. Спроси Маму — она охотно поведает тебе об этом. Хотя нет, вру, неохотно. Я бы сказал, крайне не охотно.

— Зачем тогда сказал?

— Сам не знаю. А ты уникальная личность, — я почувствовала его сверлящий взгляд на себе, — И Тьма, и способности Знающего. Черная кровь охотно пропускает кошмары. А вот не кошмары — не слишком охотно. Очень мешает это вздохнуть полной грудью. А порой она создаёт кошмары. Большой ошибкой будет им поверить, спутав их с настоящими воспоминаниями…

— Ещё бы не мегало вздохнуть. Меня с детства таскают по специалистам. До 11 лет я каждую ночь мочилась в кровать.

— Это бремя Знающих. Тот, кто разбил своё сердце, прекрасно бы понял тебя. Хотя Тьмы в нём не было.

— Знающие — это мудрецы, что ли? Пророки?

— Нет-нет, — засмеялся он, — Просто очень проницательны. Видят воспоминания и суть вещей. Ну, не всю суть и не всяких вещей, но больше обычных. даже больше Иных. И этим уязвимы. Хорошо, что их не так много.

— Вот как. Остальные считают меня странной. Рассказывающей небылицы. Слышащей голос стен. Шутят, что это заживо замурованные в стенах кричат. А мне после этого кошмары с этими самыми замурованными снятся.

— Этому горю можно временно помочь. Кошмары не исчезнут, но их станет меньше. Ничего гарантировать не буду, но это лучше чем ничего, так? От тебя потребуется педантичное исполнения всего, что я скажу.

— Убийство девственниц и пожирание плоти младенцев?

— Нет.

— Тогда ладно.

— Тогда вот что. Тебе придется не спать. Пока я опять не позову, не спи. Даже глаз не смыкай. И опасайся темноты. И тишины. Глуши её чем угодно.

— А как ты позовёшь меня? Снова записку напишешь?

— Записку? А, ну да… Да. Напишу записку. А ты пока иди отсюда. И держись подальше отсюда, пока не позову. Как и от любых заброшенных мест.

Я спускаюсь по лестнице. Сердце колотится. Практически выбегаю из дома, пересекаю пустырь и бегу по улицам.

Прочь, прочь. А куда прочь? У нас некуда "прочь". Ни фестивалей, ни концертов. Город, давящий со всех сторон. Город, в котором задыхаются. Город, сводящий с ума. Не похожий на других. Здесь и сходишь с ума по-другому. Тем немногим, кому удается отсюда вырваться, мы завидуем и горько вздыхаем им вслед.

Из развлечений — несколько ночных клубов, частные вечеринки и уличные тусовки. Я вклиниваюсь в одну из компаний. Подростки у машины, с колонками и музыкой. Им плевать, кто с ними. Они пьяные, веселые и безрассудные. Я кричу что-то, танцую, подпеваю песне. Болтаю без умолку, чтобы перебить что-то во мне, стремящееся вырваться наружу. Напрасно надеясь, что черная кровь станет красной. Прогоняя кошмары. Громкая музыка, смех, дебильные шутки делают своё дело. Я на время забываю о себе, кажусь себе обычной.

Утром они расходятся, и я иду в школу. Строю из себя примерную ученицу, при этом стараясь не заснуть на уроках, вклиниваюсь в беседы на переменах, ругаюсь с невыносимой компашкой во главе с Нэнси, бегаю по коридорам. На обеде даже подралась. И, вроде как, победила. А после школы записалась в кружок. Вроде как он занимался шахматами, но на деле мы просто гоняли чаи. А потом смотрела на игру нашей футбольной команды с соперниками из другой школы. Вопила вместе со всеми, не вникая в ход игры, один раз даже поймала мяч.

Ночью гуляла с Мирой и её приятелями. Мира обделена чувством такта, а вот Риша не задаёт лишних вопросов, и потому она мне нравится больше Миры. Но Риша необщительная и тихая, а мне сейчас нужен кто-нибудь шумный. А Мира — маленькая неиссякающая батарейка, стихийное бедствие и мисс Затыкаешься Ли Ты Хоть Когда-нибудь. Мы пускали салют, ходили на крышу самого высокого здания, отговаривали пьяного приятеля орать в три глотки "Я КОРОЛЬ МИРА", испуганно вслушивались в маты жильцов дома, когда он всё-таки заорал, убегали от деда, пытающегося побить нас метлой, играли на гитаре посреди площади, кормили бродячих собак. Утром все разошлись с ощущением тепла, разлившегося в груди. Даже Мира это подтвердила, Как-то особенно весело было этой ночью, но хорошего понемножку.

Утром украдкой поглядывала на дом. Черный силуэт на фоне бирюзового неба. Никто оттуда меня не звал. Может, не позовет? Может, просто пошутил? Или забыл? Или передумал?

Я уселась в кафе и принялась ждать. Рядом сидела компания девушек. Немного подумала и подсела к ним. Они принялись мне что-то рассказывать, а я энергично кивала им. Потом они ушли, мы попрощались, и ко мне снова полетела записка, но теперь не скомканная, а в виде самолетика. Я развернула её и прочитала:

Готово.

Просто и лаконично. Я рассмеялась, распугав подбирающих крошки птиц. Молодой парень, собравшийся убрать посуду со стола, за которым я сидела, испуганно отшатнулся от меня. Я приветливо кивнула ему, встала и пошла в сторону дома, не горя желанием ещё раз входить туда.

Заморосил дождь, трава вместе с грязью и букашками прилипала к моим ногам, и я пожалела, что не взяла резиновые сапоги. Дом возвышался, величественный и пустующий. Несмотря на то, что он завален мусором, я никогда не чувствовала вони.

Он поджидал меня на втором этаже. Не успела я войти, он швырнул мне шляпу. Я повертела её в руках. Черная, широкополая, бархатная, пропахшая нафталином.

— И что мне с ней делать? — спросила я.

— А что делают с шляпами? — съязвил незнакомец..

Надела на голову.

— Что-нибудь чувствуешь?

Страх, таящийся на задворках сознания, спяртался в этой самой шляпе. Кажется, гора, долгое время