ибо вас объединяет общая цель…

В зале было тихо и тревожно.

— Вы все хотите, чтобы ваши дети стали студентами-медиками. Лично мне это очень приятно, потому что я сам врач. Однако вынужден сразу огорчить вас: не все из них станут студентами. С этим следует смириться заранее. Попадут самые подготовленные. А посему…

Виктор Дмитриевич запнулся, замолчал, отошел к окну.

Родственники абитуриентов стояли не шелохнувшись, точно на плацу во время смотра.

— А посему, — снова заговорил Фатеев, — я полагаю, что ни вам, ни нам не стоит терять времени на разные разговоры. Если есть вопросы по поводу будущих экзаменов и консультаций, прошу присылать своих детей или тех, кто непосредственно будет сдавать экзамены. Никаких переговоров с родителями до приказа ректора вуза о зачислении на первый курс ни я, ни кто иной из сотрудников приемной комиссии вести не будет.

Он улыбнулся и прижал руку к сердцу.

— Благодарю вас, товарищи, за внимание, а сейчас нам пора приступать к работе. До свидания.

Пораженные родственники, словно лишившись способности говорить, молча покинули просторный физкультурный зал, где временно разместилась приемная комиссия медицинского института.

Вечером в квартире Виктора Дмитриевича негромко и мелодично зазвонил телефон. Густой, низкий голос спросил:

— Виктор Дмитриевич?

— Да, — ответил Фатеев, — с кем имею честь?..

— Беспокоит народный артист республики Зинченко. Возможно, слышали?

— К сожалению, не пришлось. Чем обязан?

— Видите ли, я хотел к вам заглянуть сегодня… Мне сказали, что вы возглавляете приемную комиссию в медицинском институте. Да вот некстати прихворнул.

— Чем могу быть полезен? — предельно вежливо поинтересовался Фатеев.

— Ходатайствую за внучку. Что у стариков остается, кроме внуков? Как говорится, дети — это заем, а внуки — процент с займа. Вы меня понимаете?

— Пока не очень, — сухо ответил Виктор Дмитриевич.

— Сейчас объясню, — добродушно продолжал Зинченко. — Моя внучка Татьяна давно мечтает врачевать. Для нее это вопрос жизни.

— Когда она окончила школу?

— В прошлом году.

— В какой институт держала экзамены?

— Гм… в педагогический. Не набрала двух баллов.

— Что ее заставляет поступать к нам?

— Я ж говорю — вопрос жизни! — нервничал артист. — К тому же она прочитала трилогию Юрия Германа, ее поразил образ хирурга Устименко…

— Значит, ее идеал — хирург, спасающий жизнь? — перебил Виктор Дмитриевич.

— Вот-вот! — обрадовался Зинченко. — Так сказать, героическая профессия.

— Прекрасно! — восхитился Фатеев. — Могу только порадоваться, что в медицинский поступает такая романтическая личность. Пусть приносит документы. Скажите, чтобы обратилась лично ко мне.

— Благодарю вас! — растроганно пробасил Зинченко. — Непременно к вам, благодарю…

— Ну что вы! — усмехнулся Фатеев. — Вы меня потом отблагодарите. Я обещаю вам, что приду на экзамены и приложу максимум усилий, чтобы определить, как подготовилась к будущему подвигу ваша внучка. Обещаю вам, товарищ Зинченко. Алло, алло… Вы слышите меня?

На другом конце провода положили трубку…

Через пять минут телефон снова зазвонил.

— Профессор Фатеев?

Говорила женщина. Судя по интонации — энергичная.

— Старший научный сотрудник Фатеев, — меланхолично поправил Виктор Дмитриевич.

— У вас все еще впереди, — вкрадчиво заметила женщина. — Не окажете ли мне любезность?

— С удовольствием, — сказал Фатеев. — Если, разумеется, это в моих силах.

— Безусловно, в ваших, — напирала женщина. — Скажите, сколько человек претендует на одно место лечебного факультета?

— Пока трудно сказать. А для вас это очень важно? — В голосе Фатеева было сочувствие.

— Очень! — выдохнула женщина. — Дело в том, что мой сын подал документы на лечебный.

— Ах так, — протянул Фатеев, — понимаю…

— Я сама врач, мой муж — тоже врач…

— Династия врачей. Святое дело. Ну, а я-то при чем?

— Вам стоит только пошевелить мизинцем… — Женщина решила перейти к лобовой атаке. — Как-никак мы с вами коллеги.

— Совершенно справедливо замечено.

— Вы какого года выпуска?

— Это не имеет принципиального значения… Во всяком случае, вместе с вами мы не учились, в чем я твердо убежден. Потому что дети моих однокурсников поступают в институты без звонков. Спокойной ночи!..

После пятого подобного разговора Виктор Дмитриевич позвонил на телефонный узел. Долго не отвечали, наконец послышался заспанный голос:

— Калининский телефонный узел слушает. Дежурный на проводе.

— Товарищ узел, — поспешно заговорил Фатеев, — у меня серьезный вопрос, можно даже сказать, государственный.

— Если государственный, то звоните в Совет Министров, — посоветовал дежурный, собираясь бросить трубку.

— Подождите, подождите! — крикнул Фатеев. — Пожалуйста, выслушайте…

— Ну, что там у вас?

— Прошу немедленно отключить мой домашний телефон.

— Вы что, заплатить не можете?

— У меня уже за весь год уплачено.

— Чего же вы мне голову морочите?

— Понимаете, — объяснил Фатеев, — я ответственный секретарь приемной комиссии одного института. Меня замучили звонками родители поступающих.

— А… Понятно… По блату хотят?

— Вот именно, по блату. А я не хочу. Это ведь хорошо, что я не хочу, а?

— Очень даже, — похвалил дежурный, — молодец.

— Ну, поможете?

— Как же вы без телефона будете? Вдруг по делу позвонить?

— Ничего, я из автомата.

— Негоже это. Нужно что-то придумать… Ладно… Для такого дела можно… Значит, так… Я вас отъединю… Вы звонить сможете, а к вам — ни-ни! Понятно?

— Абсолютно!

— На сколько времени отключить?

— На три месяца.

— Фамилию мою запомните — Сергеев. Когда вам нужно станет, позвоните мне и скажите: «Включай, Сергеев!»

— Ясно, товарищ Сергеев!

— Все, спите теперь спокойно. К вам не то что папаша там или мамаша какая не прорвется — сам господь бог!

2

Сверху доносился могучий храп. Тамара прислушалась и беззвучно рассмеялась, подумав, что будет страшно забавно, если сосед по купе окажется невзрачным старикашкой. Очевидно, он сел в поезд ночью на какой-нибудь маленькой станции.

Сон пропал. Не включая ночника, Крупина оделась, осторожно отодвинула дверь и вышла в коридор вагона.

По темным стеклам окон бил косой дождь. Внезапно ворвавшийся грохот встречного поезда на миг оглушил и испугал..

Оглушил, испугал и оборвался, и вновь в уши влез монотонный стук колес, ведущих свой надоедливый диалог с рельсами…

Припомнился