Все началось еще в детском доме, когда Кире было лет семь или восемь. Она простудилась и, пока все дети были на прогулке, сидела одна в комнате и листала книжку. Стены приюта всегда ее душили, девочка предпочла бы находиться на свежем воздухе в любую погоду, будь то гроза или вьюга, лишь бы не сидеть в этом сером здании, не навевавшим ничего, кроме чувства безысходности. Она слышала детские голоса и шум листвы на деревьях через открытое окно, и сердце сжималось от грусти. Наконец Кира резко захлопнула книгу и слезла с кровати.
Убегать тайком на улицу смысла не было, это она поняла уже давно: найдут и накажут. Поэтому девочка не таясь направилась прямо к кабинету одной из воспитательниц, дежуривших сегодня. Она осторожно постучала и, дождавшись разрешения войти, открыла дверь.
В небольшой пыльной комнате сидела довольно таки тучная женщина в белом халате. Стремления ходить в этом видавшем виде больничном халате при том, что ты не врач и не медсестра, Кира никогда не понимала. Сейчас уже во взрослом возрасте она приходила к выводу, что, возможно, это придавало воспитательнице значимости в своих собственных глазах или что-то типа того.
Женщина подняла взгляд на вошедшего ребенка:
-Корсакова, чего тебе?
Кира молча подошла к обшарпанному столу и посмотрела на женщину:
- Можно мне выйти во двор к другим детям?
- Ты сама знаешь ответ, иначе была бы уже на улице.
- Мне ничего не болит, я уже совсем здорова, можно мне, пожалуйста, выйти на улицу? - еще раз спросила девочка, на этот раз посмотрев воспитательнице прямо в глаза.
Девочка и сама не знала, откуда в ней появилась эта дерзость не только придти сюда, но вот так повторять свою просьбу дважды. И из-за одной такой попытки воспитательница могла выйти из себя и запросто запереть ее в чулане на пол дня, вне зависимости от того, простужена Кира была или нет.
-Тут не ты решаешь, насколько кто болен. Выйди,- бросила женщина и опять уткнулась в разложенный на столе кроссворд. Ее одутловатое лицо чуть покраснело, и было видно, что разговор ей досаждает.
Но Кира отчего-то не могла оторвать ноги от поцарапанного паркета. Не может она вернуться обратно в спальню, не может! Только не после того, как набралась храбрости прийти сюда и уже озвучила свою просьбу.
-Но ведь это несправедливо! Меня не пускают только потому, что отдали мою летнюю обувь Арбатовой, а не потому, что простуда не прошла!
Кира и сама не знала, как эти слова вырвались у нее изо рта. Женщина тоже посмотрела на нее с удивлением. Обычно этот ребенок был настолько сам в себе, что и слова было не вытянуть. По лицу девочки никогда не возможно было понять тут ли она вообще.
Однако удивление воспитательницы длилось недолго, постепенно сменяясь разгоравшейся яростью.
- Ты похоже забыла, каково это сидеть в темноте голодной весь день? - прошипела женщина, покрываясь красными пятнами.
- Прекрасно помню,- ответила Кира, сжимая руки в кулаки. Желание отстоять свою правоту было настолько сильным, что девочке казалось, что даже, если поток рухнет, она не сдвинется с места. Она спокойно смотрела в глаза встающей из-за стола воспитательницы, и на лице ее не дрогнул ни единый мускул.
"Мне нужно выйти отсюда, нужно! Я задыхаюсь, как вы можете этого не видеть?"- лихорадочно проносилось у нее в голове,- "Я могу надеть чужую обувь или идти босиком, мне все равно. Только, пожалуйста, выпустите меня."
На мгновение ей показалось, что женщина ударит ее по лицу: столько ярости было в ее взгляде. Однако воспитательница замерла, а потом и вовсе опустилась обратно на свой стул. Ее лицо постепенно приобрело свой обычный цвет, краснота ушла, а взгляд стал немного сонным. Она как будто забыла, что тут вообще происходит.
-Ну, раз ты больше не можешь сидеть взаперти, то можешь одеть чужую обувь и выйти во двор,-проговорила женщина, и Кира от удивления чуть не вскрикнула. Женщина говорила ее, Кириными словами, словами, которые сама Кира вслух не произносила. Воспитательница что, читает ее мысли?
Девочку замерла, не в силах пошевелиться.
-Чего ты застыла, Корсакова? - переспросила женщина немного удивленно.
И тут до Киры дошло, что женщина тут ни при чем. Это все сама Кира, она так отчаянно хотела донести до воспитательницы свои эмоции, свое желание выйти на солнце, что каким-то образом женщина не по своей воле стала хотеть того же самого.
Все еще опасаясь, что это злая шутка, девочка сдавленно переспросила:
-Можете мне выписать пропуск?
Женщина размашисто махнула ручкой по клочку бумаги и протянула Кире.
Девочка выхватила листок и бегом вылетела из кабинета. В крови было столько адреналина, что, казалось, ступни не касаются пола, так быстро она бежала.
Тот первый раз Кира запомнила, как нечто необъяснимое, волшебное, какое-то свое особенное везение. Чего нельзя было сказать о более поздних воспоминаниях.
Чем старше она становилась, тем более болезненными последствиями оборачивались подобные эксперименты. Сначала, изменяя чужие эмоции, Кира просто как будто уставала и не могла потом пару часов что-то делать, затем ее мучила головная боль, а в старших классах и вовсе начали преследовать видения, из-за чего приемные родители пригрозили сдать ее в психушку.
- Пожалуйста,- попросила Марта, хватая подругу за руку и тем самым возвращая ее к реальности.
Кира закусила губу, а затем кивнула. Если Марте кажется, что другого выхода нет, то она попытается.
- Один человек или несколько?- спросила девушка.
-Один, тот что, в светлом пиджаке,- быстро ответила Марта, на этот раз не оборачиваясь.
-Тогда позови его сюда, а сама возвращайся. Мне будет легче сосредоточиться, когда рядом не будет мельтешить народ.
Подруга кивнула и чуть заплетающейся рваной походкой вернулась к