слушала... Сама даже не замечала, что песни запоминаю. А когда на чердаке нашла это чудо... - девушка с улыбкой погладила старенькую лютню.

 - Что, решила, что в менестрели пойдешь?

 - Нет, - вдруг серьезно ответила Кела. - Это... Ну, это просто так, потому что мне нравится, да и денег можно заработать на еду и ночлег. На самом деле я... Кира, только ты не смейся, пожалуйста, ладно? На самом деле я хочу стать магом.

Кира с трудом подавила смешок.

 - Чтобы стать магом, нужно родиться с магическим даром, а потом еще долго учиться, - заметила она.

 - Я знаю!

 - У тебя есть дар?

 - Да... То есть, нет... Пока нет... Я не знаю! - воскликнула вдруг Кела и заговорила быстро-быстро: - Я все понимаю, я чувствую не так, как все, я это знаю! Меня в деревне даже дурочкой из-за этого считали, только родители меня утешали, говорили, что я умная и славная. Но они тоже - понимаешь, Кира? - они тоже понимали, что со мной что-то не так! Они жалели меня! А знаешь, что может быть хуже жалости людей, которых ты любишь? НИЧЕГО! Ничего не может быть хуже жалости людей, которых ты любишь... - Голос Келы дрогнул, девушка выразитель всхлипнула. - Мне бы только одним словом, ну хоть полсловечком перемолвится с кем-нибудь знающим... Но за четыре недели я никого так и не встретила.

 - Ну конечно, как ты могла кого-то такого встретить? Настоящие маги на проселочных дорогах не валяются, - попыталась утешить свою случайную спутницу Кира. - Да и четыре недели - это же почти ничего для настоящего странника.

Кела снова всхлипнула, потерла нос рукавом.

 - И потом, тебе и вправду не стоило уходить из дома, - продолжила Кира. - Рано или поздно какой-нибудь маг сам явился бы за тобой... Если ты и в самом деле особенная.

Слово «особенная» получилось с усмешкой.

 - Я не сразу поняла, что я особенная, - не заметив этого, ответила Кела. - Сначала я не понимала... Просто удивлялась, когда деревенские мальчишки ломали прутья и ради шутки гоняли ими гусей. Это же неправильно... Нет, дереву не больно, деревья не чувствуют боли, но это не правильно, и все! Когда коза траву щиплет или когда люди хлеб жнут - это правильно. А когда просто так, походя травину какую обрывают или лист дерева... Я помню, как меня мама ругала: мне надо грядку полоть, а я стою над сорняком и не могу его выдернуть. И понимаю, что надо, а не могу. Что-то в нем такое... То же, что и во мне. С животными я не очень лажу, но мне нравится разговаривать с ними. Если постараюсь, они меня понимают... Мне так кажется. Знаешь, Кира, я, когда маленькая была, со всем разговаривала: с животными, с травой, с деревьями, с водой в колодце, с солнцем... Я слышала, как солнце пело. Особенно на рассвете: знаешь, такой протяжный, глубокий гул... Я и сейчас слышу все это. Солнце, землю, речку... Лягу на луг, раскину руки - и лежу, слушаю, как растет трава, как протискиваются между комьев земли корешки, как мелочь всякая копошится... Лежу я так - час, два - и чувствую, что не надо никуда идти, можно просто вот так вот лежать, и все будет хорошо, потому что... Потому что нет меня как будто бы в этот момент. Земля - такая большая, тяжелая, есть. Трава есть, насекомые... А меня нет. И вот когда я дохожу до этого состояния... - Кела запнулась снова и вдруг разревелась окончательно. - Я понимаю, это глупо звучит, но я вдруг начинаю чувствовать, как меня переполняет окружающий мир! Какая-то нечеловеческая сила из ниоткуда! Она накатывает на меня изнутри, на меня и как будто бы и не на меня, а на весь мир. Но когда я пытаюсь сделать что-то - что-то совсем незначительное! - у меня ничего не получается! - Сквозь слезы она говорила. - Кира, я просто не могла там больше оставаться! Мне казалось, стоит мне только уйти - у меня начнет получаться выпускать эту силу, творить что-то! Но у меня... У меня ничего не получается... Я даже толком не знаю, что должно получаться-то... Может быть... Может быть, Кира, они все правы... Может, я просто деревенская дурочка и все выдумала...

Кира положила ладонь на плечо менестрельки.

 - Пошли, дурочка, - сказала она. Слово «дурочка» получилось ласковым. - Вон твой пруд виднеется, умоешься. И вообще, ночь на дворе давно. Давай-ка устраиваться на отдых. Завтра на свежую голову решим, что будем делать дальше.

Кела понятливо закивала. Разглядев в темноте пруд, сбегала к нему, торопливо умылась - опасалась, что наемница передумает и куда-нибудь денется. Но Кира никуда не делась: она даже не прошла вперед, стояла на дороге и ждала спутницу. Провести остаток ночи она собиралась где-нибудь неподалеку, только не в низине у озера. Когда же Кела вернулась, наемница указала на крохотную рощицу на обочине дороги. Дальше дорога пересекала большак и, втискиваясь между могучих рослых деревьев, уходила в лес. Место было подходящее: по утру можно будет идти в любую сторону, что бы они ни решили.

 - Переночуем там! - сказала Кира.

Кела была согласна со спутницей: действительно, место было неплохое. Но как только девушки приблизились к роще, послышался негромкий шум и конское ржание. Потом из зарослей - словно из самого мрака - показалась необычно узкая, продолговатая лошадиная голова, затем шея со знатной гривой и грудь. Лошадь была светлой масти, ее было хорошо видно. Кира покрутила головой в поисках огонька - они ведь могли быть не единственными, кто решил заночевать в роще сегодня. Было бы неплохо пристроиться к чьему-нибудь костерку: добрые люди не погонят...

Ни малейшего огонька видно не было. Кира прислушалась: нет, роща была тиха, насколько может быть тиха роща ночью. То есть, ничего, кроме звуков природы, наемница не услышала.

 - Какая странная лошадь, - сказала подошедшая Кела. Она протянула руку, чтобы погладить морду с блестящими глазами, оказавшуюся неожиданно высоко - Кела не достала бы до холки, даже если встала бы на цыпочки. Но и до морды она не достала - пальцы наткнулись на уздечку. Ее не было видно в темноте.

 - Ой... - только и успела произнести Кела.

Лошадь встала на дыбы и рванула уздечку на себя. Кела на секунду повисла в воздухе, потом оказалась сидящей на земле. Под левое бедро попал какой-то острый сучок, крапива знатно, со знанием дела обожгла правую руку. Кела - даром, что пару минут назад плакала - всерьез рассердилась. А лошадь виновато заржала, переступила на месте и наклонила голову, опуская уздечку к рукам девушки. Та повторять свою ошибку не спешила.

 - Возьми, - попросила за лошадь Кира. - Кажется, эта скотинка хочет нам что-то сказать.

Лошадь снова заржала, покачала головой - словно возмутилась таким наименованием. Кела встала, протянула руку. Пальцы нащупали невидимую узду. На этот раз лошадь повела себя иначе: просто стала отступать назад, потянула девушку в