совсем стеклянными, а в руке он держал НЕ слуховую трубку, а огромный блестящий скальпель, с которого капало что-то красное, образуя на полу у ног хорошего врача темную красную лужу.
… всех лечит, всех исцелит -
хороший врач
А-аай! БОЛИТ!!!
Герман мрачно усмехнулся этом видению.
В перевязочной СИДИТ…
Вдруг ближайшую дверь резко открылась, едва не ударив Германа по плечу, и он едва не вскрикнул. Уже немолодая дежурная медсестра вынесла из палаты капельницу и посмотрела на гостя. На ее лице нетрудно было прочесть: «А ты кто такой? Мне достаточно того, что я и так делаю чужую работу, таскаясь по всему отделении с этими проклятыми капельницами, так у кого чешется одно место. И эта зараза убежала за целый час до того, как закончится ее смена. Поэтому лучше шуруй отсюда и не морочь мне голову, понял?»
— Сейчас приемный время. Кого вам надо?
— Дежурного врача, — ответил Герман. — Есть ли кого-то из…
— Не знаю. Не знаю, где он, — она категорически покачала головой. — Приходите в другой раз.
«Шуруй отсюда, мне без тебя здесь хлопот хватит!»
Сзади послышались шаги. Герман и медсестра одновременно повернули головы.
В отделение зашел мужчина в белом халате.
(Хороший врач)
Даже издалека легко было определить, что он не принадлежит к низшему медперсонала. Он направлялся в их сторону. Его Герман не помнил.
— Вот он, дежурный врач, — сказала сестра и, оставив Германа, отправилась вместе с капельницей по своим делам. Ножка штатива цеплялась за линолеум и как выдавала шипение раздраженной змеи.
Герман сделал несколько шагов навстречу врачу.
— А в чем, собственно, дело? — настороженно отреагировал тот.
Герман не был похож на больного, задержался в отделении дольше, чем другие, и не смылся домой со всеми ходячими пациентами.
— Я вас слушаю, — врач был уже заметно седой мужчина лет за пятьдесят, полноватый, в очках с дымчатыми стеклами, почти такими, как у генерала Пиночета, и точно такими, как у другого генерала — поляка Ярузельского.
— Полтора года назад, — начал Герман, несмотря на свое двойное отражение в затемненных очках, — меня доставили в это отделение с острым аппендицитом…
— Перитонит, — машинально отметил врач.
— … и прооперировали. Мне необходимо выяснить некоторые детали.
— Угу… — покачал головой врач.
— Нужно посмотреть архивные данные, — пояснил Герман.
— Угу, — снова кивнул врач. — Ничем не могу помочь — он развел руками, наглядно демонстрируя свою беспомощность. — Ключи от архива в старшей медсестры на общей связке. А она будет только в понедельник. Простите, молодой человек.
«Конечно, на общей связке, козел».
Похожую тактику Герман знал.
Когда врач уже собирался сделать недвусмысленный жест, означавший «все вопросы сегодня исчерпаны, не пора ли вам, молодой человек домой; приходите в понедельник, а еще лучше — никогда…», Герман вложил в лапу врачу десятидолларовую купюру.
— Я хотел бы выяснить некоторые детали без лишних задержек. Вы меня понимаете?
На этот раз врач обнаружил к Герману более живой интерес.
Теперь он его прекрасно понимал.
— Минутку, — он засунул деньги в карман халата. — Я посмотрю…
Дежурный врач прошел по коридору, открыл ключом дверь с надписью «ординаторской» и исчез за ними.
— Вам повезло, молодой человек, — заявил он, вернувшись через минуту. — Ключи оказались на столе.
Затем бодро повел Германа в архив.
«Конечно, они оказались на столе».
Это был крошечный архив, менее Герману не приходилось видеть: казалось, здесь нигде одновременно развернуться даже двум паукам, прилипших к потолку у плафона, внутри которого едва светила тусклая сорокаватна лампочка. По сути, это была просто маленькая каморка, в которой каком умница пришло в голову засунуть стеллаж, забить его под завязку картонными папками, а затем этот рассадник клопов гордо назвать архивом.
— Полтора года назад? Итак… март или апрель, — пробубнил врач, роясь в каких-то пыльных папках с таким выражением лица, который четко говорил: «Видишь, как я пачкать свой белый халат твоих несчастные десять баксов?!»
— Как ваша фамилия?
Герман назвал.
Врач, трудно дыша (вероятно, из-за пыли), копался минут десять, вглядываясь в каждую отобранную ним папку и в каждую страницу отобранной папки, только в Германа возникла веселая подозрение, что он разучился читать и пытается отыскать знакомые буквы.
— Есть… — наконец довольно крякнул врач и расправил свободной рукой загнутый уголок страницы. — Вот и ваша стационарная карта.
Герман невольно напрягся.
Сейчас он узнает… Сейчас он узнает… СЕЙЧАС…
На лбу выступил холодный пот, рубашка тоже моментально взмокшую.
— Да, посмотрим… — говорил врач; в линзах его темных очков Герман видел значки слов, подпрыгивали, перевернутые вверх ногами.
— Вот… Диагноз… Острый перитонит… Прооперировано… Оперировал… Угу… Состояние удовлетворительное… Ага — вот как! На следующий день — ухудшение… Анализы… — бормотал врач. — Переливание крови в объеме…
— А что именно вас интересует? — он поднял глаза на Германа.
— Ничего… Я уже выяснил, — глухо сказал Герман и без церемоний развернулся.
Элементарно.
Он вышел из старого больничного корпуса, еще польского строительства, и, замерев на мгновение, сделал глоток сырого воздуха; это был запах длинных дождей — немножечко грустный, как прощальные духи лета, что уходит. Небо над головой было еще чистым, но Герман чувствовал, что за дальними крышами домов уже собираются серые облака, как они Валуев, собираясь в гигантский мокрый кулак.
Машина ждала Германа на стоянке, за три квартала вниз по дороге. Он направился к забору больничного двора мимо двух чахлые клены, на которых причудливая ранняя осень уже кое тронула листья красно-желтой краской, как мимо перед этим прошелся неопрятный художник.
«Элементарно — вот КАК».