Я вылез к ним. Сегодня я с особенной теплотой общался с ними,. чуть не прослезился., Нне верилось, что больше не увижу этих милых созданий, к которым прикипел душой.
- Смотри, как мы уже научились! – Котята ездили на великах, одеты они были в свои, привычные, шортики.
- Не гоняйте так, ругаться будут! – предупредил я.
- Ну, как? – подъехали ко мне малыши, улыбаясь во весь рот.
- Замечательно! – восхищался я, обнимая их, - А где ваши бриджи?
- Порвались, пока учились кататься! – весело сказал Саша.
Они развлекали меня, пока не настал обеденный час, а за ним – тихий, или по - больничному – мёртвый.
Я достал письменные принадлежности, и начал писать всем письма.
Ниночке я не стал говорить, какая беда постигла меня, писал, как хорошо отдыхаю, как скучаю, люблю, не знаю, как дождусь встречи.
Я всем писал. Когда пишешь, вспоминаешь друзей, помнишь, как тебе было с ними хорошо, чувствуешь, что они помнят о тебе, радуются твоим письмам.
Вот, Родик. Он до сих пор думает, что я девочка, он видит только то, что хочет видеть. Я показывал ему фокусы, а он их не видел, он видел мои руки, моё лицо. Бедный мальчик, прости за жестокий обман!
Особенно я скучал по ребятам из детдома, переживал за Артёмку. Как бы его опять не отдали «любящим» родителям. Хорошо, если убьют, а то искалечат маленького, будет проклинать свою никчёмную жизнь, когда вырастет. А сейчас это такой милый, доверчивый мальчик, что даже непонятно, как можно так жестоко с ним обращаться?! А его брат? Даже моё падение ничто перед его ожогами, которые наставила его мама.
Я представил: мама прижигает ему сигаретой сосок, мальчик плачет:
«Мама, мне больно!».
«Терпи, ты же мужчина!».
Меня передёрнуло, я налился недетской ненавистью к мучителям. У Артёмки, если выживет, возможно, никогда уже не будет детей, ЭКО ещё не скоро будут применять к людям.
Возьмут ребёночка в доме малютки? Каждому хочется своего, особенно женщине. Ей просто необходимо рожать, они созданы для этого.
Когда немного позлишься на несправедливость, существующую в мире, легче переносишь свои заботы. Мало у меня было расставаний? Зато впереди будут радостные встречи!
Смотри на мир с оптимизмом, Сашка!
Я написал на листочке прощальное письмо к Котятам, приклею его завтра на окно, пусть прочитают, когда я буду уже далеко. Я написал, как я их всех люблю, как у меня рвётся душа, но не могу поступить иначе. Оставят меня в детском доме во Владивостоке, хорошо, не оставят, буду писать письма.
Не плачьте, мои хорошие!
Сегодня ко мне больше никто не пришёл, я читал принесённую ребятами книгу, потом лёг спать.
Лёни не было, опять зависал где-то у девочек.
С трудом я заснул уже после полуночи.
Проснувшись утром, посмотрел на часики, доставшиеся мне от Лиски, ещё успею позавтракать.
Пошёл в туалет, умылся. Рана уже заживала, затянулась.
Здесь я оставлял свой «сиротский» костюм, уже изрядно потрёпанные шорты и футболку с небольшой дырой в районе живота. Интересно,. как она сейчас выглядит? После падения?. Она же должна быть залитой кровью,. может, даже порванной где-нибудь. Ноги-то все были исцарапаны.
В чём ехать? Девочкой, или мальчиком? Бояться пока было некого, поеду мальчиком, оденусь в форму, в зелёную, как будто я из пионерлагеря.
Позавтракав, пошёл переодеваться, подождав обхода врачей.
Мне сказали, что со мной всё нормально, скоро выпишут.
Нормально, так нормально, можно выписываться. Руки-ноги уже хорошо слушаются, могу бегать.
Приклеив записку, быстро переоделся, выглянул в окно. Никого.
Вылез,. вытянул рюкзак, накинул его на плечи, и походкой свободного человека направился на остановку, которая была недалеко от больницы.
Автобус уже пришёл. Подождав, спрятавшись внутри деревянной будки, которая здесь заменяла зал ожидания, дождался, когда автобус подойдёт под посадку, и, с бьющимся сердцем, предъявив кондуктору билет,. занял своё место в задней части автобуса.
Я погрузился в грустныесвои мысли, и не сразу обратил внимание на скандал, разразившийся возле входной двери. Скоро не только услышал, но и увидел виновников переполоха: по проходу ко мне мчались Котята!
Оони вцепились в меня, как два настоящих кота, потащили из автобуса.
- Куда вы меня? мне ехать надо! – возмущался я, упираясь, но Котята были непреклонны, они сурово меня ругали, обзывали трусом и предателем.
Я окончательно сдался, когда увидели папу и маму, бегущих бегом за Сашей.
Мама была с царапалкой в руке.
Надо было объясняться. Вздохнув, я, взяв рюкзак, пошёл на выход.
- Что, сбежать не удалось? – с усмешкой спросил водитель, - Ну, сейчас тебе зададут! Получишь по первое число! Молодцы, ребята, поймали беглеца!
Но его прогнозы не сбылись: мама сразу обняла меня, стала целовать, заплакав.
Отец смущённо стоял рядом, не зная, как подступиться.
Ну и ладно, подумал я, расскажу им всё, без утайки, придётся меня отпустить. А так, тайком, тоже не следовало бежать. Но очень не хотелось прощаться, со слезами, с Котятами.
Вон они, схватили меня за руки, и потащили домой. Рюкзак надел Саша,. согнувшись под его тяжестью. Папа забрал потом его, сам понёс.
У места, где дорога начинала спускаться вниз, я остановился, оглядывая простор моря.
- Пошли скорей, чего ты?! – тянули меня близнецы, мои братик и сестричка.
А я хотел ещё раз посмотреть на дом. На наш дом.
Конец первой части.
,
дывая
