похуже.

«Женщины могут думать все, что им угодно, но Суджай говорит правильно, — думает Ясбир. — Лучше в эту игру никогда не играть».

Снова ликующие крики, снова удар за границу поля. Хареш и Сохан освистывают китайских чертей. «Думаете, можно заплатить побольше и всех победить, но эти авадховские ребята быстро вам объяснят, что требуются годы, десятки лет и века, чтобы научиться играть в крикет». А в чае слишком много молока.

Ветер, похожий на горячие порывы, предшествующие муссону, посылает через белые просторные комнаты дома двадцать семь поселка Акация-Бунгало дождь пикселей. Ясбир пригибается, смеется и увертывается от них. Он ожидал, что они окажутся холодными и острыми, как пурга, но это всего лишь двоичные числа, рисунки электрических зарядов, посланные в зрительный отдел коры его мозга маленьким хитрым устройством, висящим у него за правым ухом. Пролетая мимо, они мелодично звенят, и это похоже на глиссандо серебряных струн ситара. Пораженно качая головой, Ясбир вынимает лайтхук из-за уха. Видение исчезает.

— Очень остроумно, очень красиво, но я, пожалуй, подожду, пока упадёт цена.

— Это, э-э, не «хук», — бормочет Суджай. — Ты знаешь, ну, сваху, нанятую твоей матерью. Ну, значит, я и подумал, может, тебе и не надо, чтобы кто-то устраивал твой брак. — (Иногда неспособность Суджая говорить по делу приводит Ясбира в полное отчаянье. Особенно часто такое бывает после очередной дорогой и бесплодной шаади-ночи и угрозы свахой, а тут небелозубый Дипендра объявил, что у него свидание. С девушкой. С той самой, которая записана его карманным астрологическим эйаем в четвертом доме Раху). — Ну вот, значит, я и подумал, что при правильной помощи ты можешь устроить все сам. — (Бывают дни, когда спорить с Суджаем просто бессмысленно. И календарь у него свой). — Тебе, ну, значит, нужно снова надеть хук.

Маленький завиток хитрого пластика нащупывает на его черепе чувствительную точку, и в ушах опять звучат серебряные струны. Пиксельные птицы взмывают и сбиваются в стаи подобно скворцам зимним вечером. Это удивительно красиво. Затем у Ясбира перехватывает в горле от неожиданности, потому что крошечные осколки света и звука вдруг слипаются и он видит элегантного мужчину в старомодном шервани и свободного покроя брюках. Его туфли начищены до зеркального блеска. Он отвешивает Ясбиру полупоклон.

— Доброе утро, сэр. — Позвольте представиться: Рам Тарун Дас, наставник в изяществе, манерах и джентльменстве.

— Что эта штука делает в моем доме?

Ясбир отцепляет устройство, посылающее информацию в его мозг.

— Э-э, пожалуйста, не делай так, — говорит Суджай. — Это не по эйаевому этикету.

Ясбир снова надевает гаджет, и вот он, пожалуйста, этот элегантный мужчина.

— Я был сконструирован с четко поставленной целью помочь вам жениться на подходящей девушке, — говорит Рам Тарун Дас.

— Сконструирован?

— Я, ну, значит, сделал его для тебя, — говорит Суджай. — Я решил, что если кто-нибудь знает про всякие отношения и браки, так это мыльные звезды.

— Мыльные звезды. Ты сварганил мне брачного наставника из мыльной звезды?

— Не то чтобы точно из мыльной звезды, скорее из сочетания некоторого числа подсистем, позаимствованных из центрального регистра, — говорит Суджай. — Прости, пожалуйста, Рам.

— И часто ты так делаешь?

— Как именно?

— Извиняешься перед эйаями.

— У них тоже есть чувства.

— Меня будет учить искусству брака какой-то мэш-ап, — закатывает глаза Ясбир.

— Так говорить не полагается. Тебе следовало бы извиниться.

— Так вот, сэр, если мне предназначено спасти вас от брака, выкованного в аду, нам бы лучше всего начать с манер, — говорит Рам Тарун Дас. — Манеры делают человека. Это основа всех отношений, потому что по большому счету манеры определяются тем, что человек есть, а не тем, что он делает. И не спорьте со мной, женщина видит это сразу. Уважение ко всему, сэр, это ключ этикета. Может быть, я только воображаю, что чувствую так же, как чувствуете вы, но для меня самого это не делает мои чувства менее реальными. А теперь начнем. Сегодняшняя шаади наступит скоро, а нам еще много нужно сделать.

«Почему, — думает Ясбир, — ну почему мне никогда не удается так начистить туфли?»

Лунный полумесяц лениво висит над отсветами тысяч плавильных печей Туглука — колыбелька, чтобы качать младенческую нацию. Вокруг его рябящего отражения в пруду качаются керамические масляные лампы в форме листьев манго. Бегума Джайтли не держит, ни площадок для поло, ни загородных клубов, все-таки сейчас 2045 год, а не 1945-й. Современный стиль для современной нации — такова философия шаади-агентства «Джайтли». Но сплетни и желания вечны, и в полутьме пентхауза мужчины выглядят на фоне галактики уличных огней большого Дели черными, чернее черного тенями.

— Брови! — Кишор приветствует Ясбира на манер телеведущего выстрелами из двух пальцев-пистолетов, бам-бам. — Нет, серьезно, что это ты с ними сделал?

Затем, по мере того, как он переводит взгляд с бровей на полный конечный продукт, его собственные глаза расширяются. Его челюсть слегка отвисает, превращая рот в узенькую щелочку, достаточно, впрочем, широкую, чтобы Ясбир ощутил торжество.

Он стеснялся разговаривать в молле с Рам Тарун Дасом. Ему было совсем не трудно принять, что эта фигура в упрямо атавистической одежде невидима для всех окружающих (хотя он и поражался, как это эйай ни на кого не натыкается в толкотне центрального молла). Он просто чувствовал себя глупо, разговаривая с пустым местом.

— Что за глупости? — говорил в его внутреннем ухе Рам Тарун Дас. — Люди все время беседуют по мобильникам с пустым местом. Вот этот костюм, сэр.

Этот костюм оказался ярким, этот костюм оказался парчовым, он был модного ретропокроя, так что Ясбир охотней ходил был голым, чем надел бы что-нибудь в этом роде.

— Он очень уж… смелый.

— Он как раз для вас. Примерьте его. Купите его. Вы в нем будете выглядеть стильно и уверенно, без малейшей примеси показухи. Женщины не переносят показухи.

Роботы-портные взялись за работу даже раньше, чем Ясбир расплатился по карточке. Костюм оказался дорогим. «Не таким дорогим, как все эти членства в шаади, — утешил он себя. — Ну и хоть какой реальный выход». Теперь Рам Тарун Дас проявился ровно посреди ювелирной витрины.

— Мужчины не носят ювелирных украшений. Маленькая брошь у ворота — это еще допустимо. Разве вы хотите, чтобы милые девушки сочли вас мумбайским сутенером? Нет, сэр, вы этого не хотите. Так что ювелирке твердое нет. А туфлям — да.