- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (52) »
глубокомысленным видом один из сидевших за столом.
– Выходит, что так, мой почтеннейший, – согласилась старуха. – И пастор наравне со своими дочерьми учил ее читать и писать, а также обучал ее музыке и танцам… Вы видите, Марта – образованная девушка, несмотря на свое происхождение…
– Да, да! И она умеет обходиться с людьми и говорить с ними, – закивав головой, согласился гость, начавший этот разговор.
– А как же она попала к нам, в Мариенбург? – спросил ее другой.
Но тетка Гильдебрандт сама ответила на этот вопрос:
– Да ведь пастор-то Глюк скоро умер. Не везло девочке в ее детстве. А в это время в Ливонии разыгралась война между царем и шведами, и молодым девушкам стало опасно оставаться в стране, наполненной солдатами… У пастора было много друзей, и они предложили его дочерям отвезти их в Финляндию.
– Ну вот, как это хорошо! – с удовлетворением сказал один из собеседников.
– Да… – кивнула головой старуха. – Но предложение это обошло Марту. Они соглашались отвезти в Финляндию только дочерей Глюка, но не ее.
– Ну, уж это было с их стороны невеликодушно, вовсе даже не по-христиански…
– Что делать! На свете ведь не одни только добрые люди, почтенные господа мои!
– Так что же сделала Марта?
– А что же ей оставалось делать? Она, как вы знаете, девушка решительная и смелая. Такова она теперь, такою и всегда была, с самого детства, как только рассуждать стала. Она еще издавна слышала от своей матушки, что в мариенбургском палатинате, в Пруссии, живет их родственник Кристьерн Рабе и что он содержит в городе таверну… вот именно нашу-то «Голубую Лисицу». Марта, не долго думая, собралась и отправилась в путь.
– Это на нее похоже!
– Уж чего-чего она не вытерпела в дороге, проходя пешком по стране, опустошенной победоносными войсками. В то время как она приближалась к нашему городу, она попала в руки двух шведов.
– Ах, Боже мой!
– Да, мой почтеннейший! И, конечно, ей не сохранить бы своей девической чистоты, если бы не вступился тут за нее родственник Кристьерна – ведь вот как устраивает Провидение, всеблагое и премудрое!.. Родственник нашего Кристьерна оказался, как вы, конечно, знаете братом пастора Глюка и тоже пастором.
– Это ведь тот самый почтенный пастор, что живет в вашей гостинице?
– Тот самый. Он и привез девушку в Мариенбург, в нашу таверну… Ну, Кристьерн принял ее радушно – детей у него не было, и он за несколько месяцев перед тем овдовел. Вот именно после смерти его жены, моей двоюродной сестры Берты, Кристьерн и пригласил меня в дом вести хозяйство таверны. Ну, Марта помогает мне с тех пор, как вошла в дом, и, как видите, все идет в нашем хозяйстве как нельзя лучше… Ах, так и шло бы, если бы не эта война, не эта несчастная война… Слышите, слышите? Опять пушки… Они камня на камне не оставят в нашем старом, добром Мариенбурге!
В это время отворилась дверь таверны, и в зал вошли два солдата. У одного из них на лбу была царапина, из которой сочилась кровь.
Тетка Гильдебрандт бросилась к ним и предложила раненому перевязать его рану. Но тот махнул рукой и только сказал ей:
– Не стоит, тетушка! Дайте-ка нам лучше пива.
Старуха вгляделась в него и вдруг радостно вскрикнула:
– Ах, Боже мой! Да ведь это вы, господин сержант!
– Я, тетушка, я! Не беспокойтесь – это не рана, а царапина. Скоро заживет, тем более у нас впереди целая ночь… Нашему полку приказано отступить за стену города. На смену нам вызван свежий полк. Ваш сын, лейтенант Феликс Рабе, тоже скоро явится сюда.
– Слава Господу, слава Господу! – проговорила старуха, оживившаяся при этом известии. – По крайней мере он не ранен, мой Феликс, господин сержант?
– О, нет, тетушка! Даже не настолько, как я.
Старуха налила им пива, положила на тарелку колбасу и усадила их за стол.
– Прощайте, тетушка Гильдебрандт, – сказали ее гости, сидевшие за столом у очага. – Становится поздно, вовремя бы добраться до дому.
Они положили на стол несколько серебряных монет, забрали свои шапки, висевшие на гвоздях, вколоченных в стену, и вышли.
Старуха их не удерживала.
Ill
С тех пор, как она узнала от вошедшего сержанта, что ее сын Феликс здоров и невредим, она совершенно преобразилась. – У меня было здесь сегодня вечером много солдат, – сказала она, обращаясь к своим новым посетителям, – но не полка моего Феликса; поэтому я не могла спросить их о его здоровье, они мне ничего не могли бы сказать… А уж как терзалось мое бедное материнское старое сердце! Полк-то вот был в другой стороне, далеко от нашей таверны… Ну, что, дети мои? Устоит ли город? – Нет, тетушка, – ответил сержант, утоляя свой голод и наливая товарищу пива. – Нам не устоять… Город обложен как железным кольцом. Наш гарнизон малочислен и утомлен. К царским войскам прибывают новые силы. – Так, так, – качая головой, машинально говорила старуха, беспокойно проходя от стойки к столу и от стола к окну, стараясь проникнуть взором во тьму ночи. – Но что же не идет Феликс? Уж не случилось ли с ним чего? – Не беспокойтесь, тетушка! Мы его оставили у ворот. Он послал нас сюда, чтобы предупредить вас и фрейлейн Марту. Он сейчас будет здесь… ему разрешили переночевать у вас. – Ах, Боже великий! – вскрикнула старуха. – Я и забыла о Марте. Одной мне не справиться, надо позвать ее, чтобы она помогла мне приготовить ему ужин. Марта, Марта! Иди же сюда, дитя мое! – кричала тетушка Гильдебрандт, подходя к деревянной лестнице, ведшей в верхний этаж. – Сейчас, тетя, иду!.. – послышался звонкий голос девушки. Легкими шагами спустилась она по ступеням лестницы и появилась в зале таверны. – Марта, сейчас будет здесь Феликс, – торопливо сказала ей старуха. Девушка схватилась за сердце. – Ах! – радостно вскрикнула она, не будучи в состоянии удержать это восклицание, вырвавшееся из ее груди. Старушка сочувственно закивала головой и, хитро улыбнувшись, подмигнула ей, как бы желая сказать: «Знаю я, знаю про ваши секреты». – Подбрось-ка дров в огонь да зажарь что-нибудь нашему Феликсу. Он, конечно, и озяб, и проголодался. Ночь-то осенняя, холодная, дождь вон как забарабанил в окна. – Сейчас, тетушка, не беспокойтесь, все будет сделано. И девушка, деловито достав передник, надела его на себя, засучила рукава своего темного простенького платья из дешевой шерстяной материи, заправила под кисейный платок выбившуюся прядку волос, упрямо спускавшуюся на ее лоб, и хлопотливо принялась за дело. Она нанесла дров, положила их в очаг, раздула мехами огонь, сходила в погреб, принесла новую баклагу темного пива, достала с полки длинный белый хлеб, накрыла на стол и поставила на него прибор. Работа спорилась в ее быстрых руках, и,- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (52) »